Журнал «Юность» №03/2024 Литературно-художественный журнал
© С. Красаускас. 1962 г.
Поэзия
Дмитрий Воденников
Поэт и эссеист. Родился в 1968 году в Москве. Окончил филологический факультет Московского государственного педагогического института. В 2007 году в рамках фестиваля «Территория» избран королем поэтов. Издано 14 книг стихов и эссе. Ведет на «Радио Культура» программу «Поэтический минимум». Автор колонок в изданиях «Стори», «Литературная газета», «Совлит» и др.
Маленькая зима помнит всё
* * *
Оказывается, императрица Елизавета Петровна
однажды на балу, увидев у фрейлины Лопухиной
такую же розу в прическе,
заставила виноватую встать на колени,
срезала преступную розу с прядью волос,
еще и два раза Лопухину ударила.
Какая же ты дура, Лиза.
Меняется запах с возрастом,
роза уже пахнет не так,
волосы пахнут не так, подмышки,
и только долгая злая память
лежит черновиком на подоконнике
и пахнет свежевысушенным розмарином.
Только вряд ли в восемнадцатом веке в России
на кухне использовали розмарин.
Только представить себе: никогда не одна,
рядом всегда какие-то условные мы.
И тоже, наверно, сходила с ума от зимы,
и тоже, наверно, сходила с ума зима.
И вот в середине одной из этих бескрайних зим
край все-таки наступил и горлом пошла она,
смертная, старческая, не голубая
в три часа пополудни пятого января.
И бедная Лиза-старушка туда поплыла,
ничего в этой смерти не понимая.
У меня на кухне растет розмарин,
кто-то принес в горшочке, вот и растет,
прижился, прибился одной бесконечной зимой,
рассказывает мне на своем лекарственном языке свои лживые детские сказки:
дескать, когда-то, когда Святое семейство держало свой путь в Египет,
Дева Мария положила младенца Иисуса на камни,
под скромный такой кустарник в белых цветочках.
Это и был розмарин,
только другого цвета.
И вдруг белый цвет превратился в небесный.
Злая память не может пахнуть высушенным розмарином.
Только добрая память пахнет камфорой и сосною.
* * *
Два только раза, оказывается, плакал Наполеон,
когда уже был императором,
оба раза по своим генералам.
А в детстве, наверно, вообще не плакал,
только мучил двух братьев,
одного бил, другого кусал,
и всегда успевал первым наябедничать матери,
так что наказывали искусанного и побитого,
в общем, та еще сволочь была.
Битый небитого везет.
Два раза отрекался Наполеон от престола,
в последний раз в пользу сына: бедный ребенок,
ведь если ты взрослый,
но закроешь глаза и сложишь ладони,
как будто ты молишься или молишь,
то эти ладони в прыгающей темноте покажутся тебе детскими.
Я закрыл глаза, сложил ладони,
они оказались дитячьими:
там небитый небитого на руках несет,
там цыплячий бисер цыпленка зовет,
тот клюет его, как с голодного края, клюет.
А мама у цыпленка лиса сверхтревожная,
говорит: не жадничай, клюй осторожно,
а то будешь желудком опять болеть,
за живот, крылышкуя, хвататься.
А цыпленок ей (или я) в ответ:
Не хочу открывать глаза, не хочу сюда просыпаться.
* * *
Я вообще тебе никто,
имя мое никак.
Я пустое пальто,
плывущее через мрак.
Я вернусь домой,
я сниму штаны.
Там пустяк пустой
зимней пустоты.
Пустота берет
ручку в пустоте,
пишет пустота
знаки на листе.
Жил да был пример
про пустячных пчел.
Я тебя решил
и теперь ушел.
* * *
Анна Ахматова однажды сказала,
когда выходила ее послеопальная книга,
сильно почиканная советской цензурой,
так, что остались там только рожки да ножки, пейзажные зарисовки:
«Что сможет сказать про меня современный читатель?
Эта дама очень любила гулять».
Когда мои сны
собираются в книгу,
я листаю ее, смотрю,
там написано «спал», тут написано «сплю»,
тут написано «не просыпаясь», тут написано «сон»,
думаю: «Что скажет про меня современный читатель?»
Современный читатель все это современно читает,
решает:
«Этот человек средних лет
очень любил поспать».
Но я не люблю.
Я люблю видеть синие улицы,
я любил кого-то из вас,
я любил неожиданный удар повторяющейся шутки
(есть шутки, которые бывают смешными только на третий раз).
Я люблю рифму на «-ать» и «-ться».
Умирать, воскресать, прощаться.
А еще я люблю этой неожиданный вывих солнечного воздуха,
когда дым плывет по нему,
когда
на фотографии вдруг выпрыгивает синяя точка,
очевидный оптический брак,
как неверный пароль к рутубу, который ты десять лет назад потерял,
а там остались видео прежнего счастья,
которые ты бы хотел безвозвратно стереть
(дурак, это и было твое безвозвратное счастье),
все это блямкает, лепечет, плачет, струится,
потом костенеет, стареет, как придуманный старый орел и орлица,
про которых говорят,
что, когда им исполняется сорок лет,
клюв их становится слишком длинным и слишком тяжелым,
а когти на лапах дубеют и отрастают
(ими трудно когтить добычу),
а перья давно уже превратились в кольчугу,
в ней невозможно дышать и в ней невозможно взлететь.
Тогда орел от всего этого избавляется:
сбивает о камни свой клюв, вырывает когти и перья.
И так живет где-то в труднодоступных местах,
пока все не вырастет заново.
Потом оказалось, что это всего лишь легенда,
псевдонаучная чушь.
«Но я ее запомнила, – жизнь говорит, —
она может быть Вам интересна».
* * *
И будет только снег, и снег, и снег
на всех дорогах и на всех путях,
и будет только снег, и бог, и свет
во всех немых и вымерших сетях.
Ни фейка, ни упавшего в себя —
не что-то сложное, а что-нибудь простое —
и не доставленное я́бет ю́лбюл я,
и неотправленное слово золотое.
И если жизнь без зашуми пуста,
как у инсультника, в пустыне самознайства,
аще устыны ир, ни ы ни а,
и аже ога ету. Догадайся.
* * *
В общем, она уже догадалась.
И вот
старая Елизавета стягивает с себя старую Елизавету,
два клюва, двухглавую маску, роняет скипетр и державу
из худеющих кошкиных рук,
становится молодой,
потом закрывает глаза, подносит ладони одну к другой,
и они превращаются в маленькие ладошки.
Крошечная Лизетт помнит, как называл ее папа,
как много зла она потом, выросшая, причинила, —
крошечная Лизетт вообще ничего никому не забыла,
маленькая Лизетт, как Вселенная, помнит все.
Поэтому она садится на́ пол рядом с механическим голландским
золоченным цыпленком,
достает из кармашка недавно найденный от него потерянный ключ,
заводит цыпленка,
тот дергано наклоняется, пьет ненастоящую воду,
и она говорит ему:
«Милый мой цыпленок,
победи,
не заступай за край, дождись,
доживи жизнь.
И за воду эту мою, милый цыпленок,
потом по-немецки, по-русски, по-гречески, да хоть на фарси,
по-цыплячьи хотя бы —
зиме за меня помолись».
январь – 1 февраля 2024 года
Татьяна Стоянова
Поэт, куратор литературных проектов. С 2015 года занимается продвижением современной русской литературы в издательстве «Редакция Елены Шубиной». Автор сборников стихотворений «Матрешка» (2019), «Контур тела» (2023). Финалист и лауреат поэтических конкурсов и премий. Стихи переведены на турецкий и болгарский языки.
Стихи вне циклов
ОКНО
оранжевая краска на деревянном окне
со временем выцветает до коричневой
впитывает в себя молдавское солнце
и становится похожей на высохшее
в жаркое лето невспаханное поле
я мою окна в доме своего детства
каждую ночь во сне
но никак не могу до конца стереть
черноту из глубины этих трещин
открываю глаза и вынимаю занозы
из своих онемевших от усталости пальцев
они стали слишком похожи на бабушкины
такие же коричневые
от времени и солнца
22 июля 2023 года
ПЕРЕУЧЕТ
не вовлекай меня
господи
в ад твой и рай
вон там игрушка
не сломана
с ней играй
только меня
пожалуйста
не выбирай
эти коробки
из детского
сада зла
я на себе
не вывезла
хоть везла
девушки
больше нет
как ее весла
кру́гом теперь
и время
и голова
я нахожу дорогу
к себе
едва
где в никуда
билеты
мне дайте
два
здесь уже все
на пе-ре-у-чет
закрыто
если уж буквы
латинского алфавита
только
viva la vita
la dolce vita
3 марта 2023 года
ПРИЗРАКИ
Прости мне все:
расстрельные листы,
дорогу на костях
и мост над Нарвой.
За этот стол
опять расселись
лярвы.
Чем будешь их
кормить сегодня ты?
Прости мне все:
могилы без имен,
по кругу бег,
распад земного рая.
Свой след
несут на всем,
не вымирая,
живые привидения
времен.
Прости мне все:
наш с призраками дом
всегда открыт
любым ветрам
и бурям.
И даже если
ладаном окурим,
то этих духов
вряд ли изживем.
Прости мне все:
но эту злую силу
ослабить можно,
только говоря,
что виноваты
в ней – и ты, и я.
Но я давно за все
тебя простила.
30 апреля 2022 года
В ПАЛАТЕ
чего вы хотите?
спросила я
жить
этого мне хватит
сказал он
и улыбнулся
через силу
рана требовала
перевязки
еще не заживала
еще не было ясно
когда затянется
я сидела
у его постели
в больничной палате
и пела
про себя
колыбельную песню
о сонных пчелках
никто не слышал
что на самом деле
мы убаюкивали
друг друга
в ту беззвездную ночь
я его
своей
неслышной песней
о радости
он меня
своей
неловкой улыбкой
рожденной из
из самого сердца
незаживающей
боли
28 июля 2023 года
ЧЕТКИ
Перебирать, как четки, дни, где были мы совсем одни, как в том раю Адам и Ева – в тени от жизненного древа.
Перебирать, как четки, сны, где были мы среди войны еще укрыты от обстрела, как слово – в пустоте пробела.
Перебирать, как четки, стих, где голос мой почти затих, и там кричит подбитой птицей – война, с которой нам – сродниться.
9 июня 2023 года
ОПИСИ
Вот составляешь ты
опись друзей.
Этим ты больше
не будешь своей.
Те отменили
тебя навсегда.
Тут призывают
к ответу:
«Ты – да?
Или ты нет,
может быть?»
Там молчат.
Где-то берут тебя
под патронат,
на карандаш
или под козырек.
Кто-то стал близок,
хотя был далек.
Кто-то оставил
тебя здесь одну.
Выбрал другую
вину и страну.
С кем-то
встречаетесь
вы за столом,
чтоб говорить —
