закат – салатово-медов,
лилово-чёрных лаконосов
едва созревшие плоды,
прозрачно-пепельно-берёзов
дымок, парящий у воды…
И всё плывёт куда-то – мимо,
и всё – сплошной водоворот:
всё многократно повторимо,
но всё ль известно наперёд?
IV
Жёлтых листьев пора благодатна,
дух полыни и терпок, и мил;
на реке серебристые пятна
кто прохладной порой не ловил —
в предвкушении и накануне,
в созерцании и в чистоте,
вспоминая о южном Ахуне
иль о дальней заморской стране?..
Остывают, но всё-таки живы
дни, застигшие снов старину.
И качают волнистые ивы
в серебристых пелёнках луну.
V
И вы, о солнечные ивы,
зарницам вскинутым родня,
искристы, трепетны, пугливы
среди дворов на склоне дня;
и ворох яблок у калитки,
где шорох листьев кропотлив,
и на скамейке след улитки —
всё это осени мотив.
Насыщен воздух ароматом
в саду янтарно-золотом;
представить сложно: каждый атом —
обетованный чей-то дом…
VI
Монет старинных горстка зелена,
мой дом забытый осенью светлее;
какая всё же, право, старина
сохранена, как в стынущем елее,
и в тихом скрипе древних половиц,
и в запахе печной отволглой сажи,
и на портретах в очертаньях лиц —
в крылах земной и поднебесной стражи.
Душа бессмертна, и бессмертен Бог;
бессмертны ль духи – атомы-частицы?..
Взгляд полуночный выдержан и строг:
летят куда-то огненные птицы.
VII
С пьянящим запахом кофеен
дымок сухой листвы сплетён,
спокоен, чист, благоговеен
над тротуаром старый клён;
свеченье фосфорных гнилушек —
труха погибших тополей,
и месяц – серебристый ужик —
скользит над заревом полей.
Налево – лес, направо – роща:
провинциален городок…
Нет ничего, пожалуй, проще —
идти, как тень, через мосток.
VIII
Мосты небесные – живые, —
мосты озёрной тишины,
а на заборе пулевые
следы ещё с войны видны:
соседский дом настолько древен,
что даже окна смотрят ниц —
в туман бесчисленных расщелин,
на отраженье дальних птиц…
Небесный бой и бой вселенский —
незавершённый, вечный бой:
уходит путник деревенский
куда-то тропкой полевой.
IX
Поля, поля, моя Россия:
коней иль сказочников прыть?
И вы, мой друг, Анастасия,
мессия, может… Может быть.
Мужское ль, женское начало,
страдай ли, странствуй иль верши —
когда-то Слово освещало
небесных далей рубежи;
теперь всё больше – размышленья,
теперь всё чаще – пустота…
И лишь в огне преображенья
дана поэту высота.
X
С чердака восхищаться звездою,
воспевать запах древних кадил,
напитаться студёной водою —
вы промолвите: «Вот, удивил…»
Между тем интересно иное:
мироздания вечный полёт;
может быть, кто-то вспомнит о Ное,
когда вычертит время черёд?
Тонет вечер в безропотной дымке;
может быть, снова мысли – не те?
Словно в зыбкой сиреневой крынке,
стынет месяц в озёрной воде.
XI
Мой дальний тихий островок
в речном песке – великолепен,
брод каменист и неглубок
среди кувшинковых отметин;
здесь я впервые проводил
дни в одиночестве – с приманкой,
тот островок и нынче мил:
дома в реке с зеркальной дранкой
куда-то плыли, и, рябя
в глазах, наклёвывались дали…
Теперь, как стих, ловлю себя,
свой свет в небесной литорали.
XII
О Время, ты безумно и грешно!
О Время, ты безропотно и свято
клюёшь своё искристое пшено
в лучах рассвета и в лучах заката;
круговорот, сплошной водоворот:
дома, деревья, небо, мирозданье —
почти незримый огненный оплот
и в паре строк земное покаянье.
Бросает осень – топки и лихи —
ночные блики к листьям облепихи…
Бессмертна жизнь: бессмертные стихи
приходят в дом – и оживают книги!
НЕБЕСНЫЕ РЕКИ
(осенние зарисовки)
I
…И вот она – на блюдечке, бери,
осенний дождь её омыл изрядно,
плеснув, как брызги, солнечные пятна
к ногам неспешной северной зари;
и вот она – от медного гроша
и до седин ревущего пульсара
идёт к тебе ни молодо, ни старо,