закат – салатово-медов,


лилово-чёрных лаконосов

едва созревшие плоды,

прозрачно-пепельно-берёзов

дымок, парящий у воды…


И всё плывёт куда-то – мимо,

и всё – сплошной водоворот:

всё многократно повторимо,

но всё ль известно наперёд?


IV

Жёлтых листьев пора благодатна,

дух полыни и терпок, и мил;

на реке серебристые пятна

кто прохладной порой не ловил —


в предвкушении и накануне,

в созерцании и в чистоте,

вспоминая о южном Ахуне

иль о дальней заморской стране?..


Остывают, но всё-таки живы

дни, застигшие снов старину.

И качают волнистые ивы

в серебристых пелёнках луну.


V

И вы, о солнечные ивы,

зарницам вскинутым родня,

искристы, трепетны, пугливы

среди дворов на склоне дня;


и ворох яблок у калитки,

где шорох листьев кропотлив,

и на скамейке след улитки —

всё это осени мотив.


Насыщен воздух ароматом

в саду янтарно-золотом;

представить сложно: каждый атом —

обетованный чей-то дом…


VI

Монет старинных горстка зелена,

мой дом забытый осенью светлее;

какая всё же, право, старина

сохранена, как в стынущем елее,


и в тихом скрипе древних половиц,

и в запахе печной отволглой сажи,

и на портретах в очертаньях лиц —

в крылах земной и поднебесной стражи.


Душа бессмертна, и бессмертен Бог;

бессмертны ль духи – атомы-частицы?..

Взгляд полуночный выдержан и строг:

летят куда-то огненные птицы.


VII

С пьянящим запахом кофеен

дымок сухой листвы сплетён,

спокоен, чист, благоговеен

над тротуаром старый клён;


свеченье фосфорных гнилушек —

труха погибших тополей,

и месяц – серебристый ужик —

скользит над заревом полей.


Налево – лес, направо – роща:

провинциален городок…

Нет ничего, пожалуй, проще —

идти, как тень, через мосток.


VIII

Мосты небесные – живые, —

мосты озёрной тишины,

а на заборе пулевые

следы ещё с войны видны:


соседский дом настолько древен,

что даже окна смотрят ниц —

в туман бесчисленных расщелин,

на отраженье дальних птиц…


Небесный бой и бой вселенский —

незавершённый, вечный бой:

уходит путник деревенский

куда-то тропкой полевой.


IX

Поля, поля, моя Россия:

коней иль сказочников прыть?

И вы, мой друг, Анастасия,

мессия, может… Может быть.


Мужское ль, женское начало,

страдай ли, странствуй иль верши —

когда-то Слово освещало

небесных далей рубежи;


теперь всё больше – размышленья,

теперь всё чаще – пустота…

И лишь в огне преображенья

дана поэту высота.


X

С чердака восхищаться звездою,

воспевать запах древних кадил,

напитаться студёной водою —

вы промолвите: «Вот, удивил…»


Между тем интересно иное:

мироздания вечный полёт;

может быть, кто-то вспомнит о Ное,

когда вычертит время черёд?


Тонет вечер в безропотной дымке;

может быть, снова мысли – не те?

Словно в зыбкой сиреневой крынке,

стынет месяц в озёрной воде.


XI

Мой дальний тихий островок

в речном песке – великолепен,

брод каменист и неглубок

среди кувшинковых отметин;


здесь я впервые проводил

дни в одиночестве – с приманкой,

тот островок и нынче мил:

дома в реке с зеркальной дранкой


куда-то плыли, и, рябя

в глазах, наклёвывались дали…

Теперь, как стих, ловлю себя,

свой свет в небесной литорали.


XII

О Время, ты безумно и грешно!

О Время, ты безропотно и свято

клюёшь своё искристое пшено

в лучах рассвета и в лучах заката;


круговорот, сплошной водоворот:

дома, деревья, небо, мирозданье —

почти незримый огненный оплот

и в паре строк земное покаянье.


Бросает осень – топки и лихи —

ночные блики к листьям облепихи…

Бессмертна жизнь: бессмертные стихи

приходят в дом – и оживают книги!


НЕБЕСНЫЕ РЕКИ

(осенние зарисовки)


I

…И вот она – на блюдечке, бери,

осенний дождь её омыл изрядно,

плеснув, как брызги, солнечные пятна

к ногам неспешной северной зари;

и вот она – от медного гроша

и до седин ревущего пульсара

идёт к тебе ни молодо, ни старо,