в два счёта доводящим, за тобой,

сама себя калеча и врачуя,

бежала, мой придирчивый герой.

И облако отбрасывало в Чую,

кривлявшуюся прямо подо мной,

замёрзший дождь, пустой, остроконечный.

Что сеешь, тем и будешь после жив.

…Я ничего не сеяла, конечно,

помимо заблуждения и лжи.


НИКТО НЕ ЖИВЕТ


Во тьме, у которой на лбу

пульсирует венка реклам,

смолишь от безделья бамбук,

пейзаж оживляешь слегка.

Не ждёшь ниоткуда беды.

А впрочем, и счастья не ждёшь.

Следишь, как взбирается дым,

следишь, как спускается дождь

по нерукотворной тебе.

Где небо сегодня, где плёс?

Незнамо.

Плывёшь по судьбе.

Не стоишь ни смеха, ни слёз

того, кто глядит в никуда,

однажды пробравшись в киот.


Тьма вовсе не страшная. Да.

В ней просто никто не живёт.


ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ


Когда к тебе тянулась из земли,

хватаясь за колышущийся воздух,

чуть слышно перестукивались и

потикивали собранные в гроздья

рябиновые яблоки.

Они,

наполненные горечью и сталью,

ныряли в зиму,

плыли,

из зимы

выныривали.

Всё перерастали.


Я тоже целый мир переросла,

тобою год больная (это много),

и чёрствый день от первого числа,

голодные потёмки от второго.

Блуждала на негнущихся ногах,

негнущиеся пальцы колоколен

обсматривала. Веки на веках

приподымала.

Мир многоугольный

всё вытерпел и всю белиберду

изведал.

Аллилуйя!

К сожаленью,

когда-нибудь я, видимо, умру

не потому, что вечер воскресенья

несётся на меня на всём пару,

а по законам головокруженья.


ЖЕЛТАЯ КИРПИЧНАЯ ДОРОГА


Неспелый октябрь. Дорога

из жёлтого кирпича.

И памяти очень много.

На целую жизнь. Качай

закат на плечах, Тотоху

домой волоки силком.


Однажды забудешь плохо,

а после найдёшь легко,

умрёшь ненадолго тут же,

под лампочкой Ильича.


И катится вдаль дорога

из жёлтого кирпича,

качает тугое время

(его не смахнуть с висков).

Застенчивые деревни,

фантастика городов.

И вечер такой нездешний,

отважный, большой. А ты

прикинешься бессердешной,

плюс заячья кровь внутри,

дурилкой, каких не много.

(Ходи и закат качай.)

И катится вдаль дорога

из жёлтого кирпича.


ДЖИГА


Короткий день. Брутальный вечер.

Осень,

скрипящая, как ржавая дрезина.

Под фонарём худым, светловолосым

я джигу танцевала и просила

у своего сверхправильного Бога

неправильное что-то и простое.

Тебя. Тебя. Тебя.

Как это много.

А Богу ничего почти не стоит.


Тем более все правильные дети,

а вместе с ними правильные мамы

глаза открыли в ночь и полетели

раскачивать дырявый маасдам и

по радуге кататься чёрно-белой

на тихом улыбающемся муле…


Я джигу танцевала меж деревьев,

тревожных, словно бронзовые ульи.


ПАРИЖ


Что праздники?

Ёлка на помочах

электрогирлянды, сгори!

Когда, оторвавшись от полночи,

идёт поджигатель зари

и рдеют родные медвежьи

окраины.

Ветер и снег.

Мы не возвращаемся, нежные,

как будто Париж по весне.

В Париже погода хорошая,

каштаны на каждом углу.

Мон шер, я тебя огорошу тем,

что я никогда не умру

и ты никогда не закончишься.

Как это прекрасно, мон шер.

В Париже погода хорошая.

Монмартр и белый фужер

с отломанной ножкой.

Вдоль вечера,

бессонницы, дрёмы и снов

кораблики широкоплечие

задумчиво бродят.

Нет слов,

нет снов,

нет бессонницы-звонницы,

лишь только закроешь глаза,

готовой бренчаньем наполниться.

Мой милый, мы спрячемся за…


МНЕ НУЖЕН МОСТ


Мне нужен мост. Особый. Не Бугринский,

не Бруклинский, не тот,

который виадуком по-пекински

зовётся. Из пустот

и каменных опор мостов не надо.

В них толку нет, увы.

(Ну разве что высмеивать преграды

хронически кривых

деревьев, поклоняющихся солнцу,

и реять над водой.)

Мне нужен тонкий мост канатоходца.

Над пропастью. Иной.

Особый. Наполняющийся дрожью,

проходится норд-ост

когда своей рукой ему по коже.

Мне дайте этот мост!

Смычок для великанов дайте тоже.

Мне дайте мост, добраться чтоб – о Боже —