Яснее светит память о блокаде,

Она волнует и стесняет душу,

И с вдохновеньем просится наружу.

И я увидел, будто подо Мгою

Вчера кольцо замкнулось роковое.

Зарделися Бадаевские склады,

Как будто пламя вырвалось из ада,

И старики, подростки, вдовы, дети

Вдруг ощутили сладкий запах смерти.

Вот женщина, подобна бледной тени,

Спускается по каменным ступеням,

И черный ломтик хлебушка у сердца

Несет с собой в собор Преображенский.

Он там ей станет жертвой поминальной,

Весной заменит он кулич пасхальный,

И батюшка, вдруг уронив кропило,

«Христос воскрес!» ей выдохнет без силы.

Еще я видел: лютою зимою,

Когда застыл и воздух над Невою,

По льду на Охту в саночках из ели

Она везет младенца на шинели

Туда, где храм святого Николая

Стена из мертвых тел от глаз скрывает.

А после, под биенье метронома

Качаяся, бредет от дома к дому,

И ночью в мастерской под крысий шорох

В запалы для гранат вбивает порох.

И чем яснее были мне виденья,

Тем глубже открывалось их значенье.

Я понял: лишь Божественная сила

В те дни родных и город мой хранила.

ВОСКРЕСЕНИЕ

Не нужны благовонные масти,

Отойдите – могила пуста.

Возвращайтесь домой восвояси,

Там встречайте живого Христа.

Он войдет затворенною дверью,

Чтобы дать прикоснуться Фоме

К свежим ранам, и молвит в смиренье:

Детки, будьте послушными Мне!

Не страшитесь мучений и смерти,

Прелесть мира оставьте другим,

Только зову любви Моей верьте

И внимайте глаголам Моим.

Вы очищены крестным страданьем,

И Адама забыта вина,

Поспешите ко Мне с покаяньем —

И спадет с ваших глаз пелена.

Я прощу малодушие Кифы,

Савлу новое сердце подам.

Пусть достигнет германца и скифа

Это слово, реченное вам.

Отлетели пустые сомненья:

Есть ответ на последний вопрос.

И расходится весть по селеньям,

Что явился воскресший Христос.

***

Перебирая вины прошлых лет,

Чего ищу: пощады или чуда?

Чужая всем, я дождь из ниоткуда

И в никуда переходящий свет.

Мне имя – степь. Мой безграничный дом.

И всадников сверкающие лица!

Я чувствую, как рвётся под седлом

За край небес гнедая кобылица,

И крови вкус дрожит на языке,

Солёный воздух рассекают стрелы,

И мёртв мой брат, и конь несёт к реке

Победный вскрик и взгляд оледенелый,

На красные ступая ковыли.

Не стоит приучать таких к неволе

И связывать их узами земли.

Лови, лови влюблённый ветер в поле!

Убей! но повседневностью не мучь.

Я виновата, что моя свобода

Взломала ночь, и чувства, и сургуч,

Закаменевший на устах народа —

Он был со мной, когда я не была,

Он мой навек – я кровь его и тело.

Нам рвали рты и души удила —

Там наша речь на ковылях густела!

Ни смерть, ни бездна не разделят нас.

Но жарче всех горят мои возвраты,

Когда луна прозрачная видна

И движется сквозь дым голубоватый

Далёкий всадник посреди степи,

Протяжно кличет в поднебесье птица,

И ветер налетающий слепит,

И сам слезой кипящей серебрится.

***

Временем это не лечат,

Время всегда на нуле.

Счастье поэта далече,

Правда поэта во мгле.

Вот он, прозрачный и строгий,

Боль холодит на ветру:

– Мама, забыл я о Боге

И потому не умру.

Буду бродить вдоль окраин,

Вечер стоять под окном,

Несынь, не муж, не хозяин,

Тень на ветру временном.

Если б ты, бедная, знала,

Кто в твоём лоне, во тьме,

Пробует крови квартала,

Пьёт и висит на тесьме;

Тело своё обнимает:

Снимет, несёт на кровать.

Если б могла ты, родная,

Чрево своё оторвать!

Выпьет опять, затоскует,

Птицей ночной закричит,

И в мерзоту городскую

Выплеснет пламя свечи.

И побредёт по трущобам

Звёздам рассказывать грусть:

Не было счастья – ещё бы!

Соль обуяла – и пусть!

***

Где взять русскому счастья? Нигде.

Всё тоска, да по Богу, по Богу.

Так бы вечно стоять в борозде

Одному и смотреть

на дорогу.