Семья без любви, судьба без героизма, страна без правды, – всё это взаимосвязано. Может быть, я в 80-х годах и не формулировал свои мысли с такой точностью, но именно так чувствовал.

«Жизнь не вышла, – говорил я судьбой своего героя. – Жизнь, устроенная на крови и костях миллионов людей, до срока ушедших в землю, – не вышла! У этой жизни согнутые плечи, она измучена постыдной болезнью, которую не хочет лечить, она даже близкому человеку боится сказать правду! Разве такой должна быть настоящая жизнь?»

Впрочем, провинциальные собратья по перу находили в моем «районном сюжете» лишь образное выражение исконного русского сопереживания всему, что страдает. Одна престарелая ярославская поэтесса, прочитавшая это стихотворение, помнится, публично восторгалась в те годы моим авторским умением вызвать в читательской душе жалость даже по отношению к совершенно никчемному человеку.

О, санкта симплицитас…

***

Подруга, мы спорим напрасно,

Всё круче идет разговор.

Не ведаешь ты, как ужасна

Пучина размолвок и ссор.

Ты ходишь по зыбкому краю,

А я опускался на дно,

И больше туда не желаю –

Там холодно, страшно, темно!

Бесполезно что-то доказывать ей. Надо просто молчать. Современные русские женщины любят, когда их мужчины молчат. Молчат и делают свое дело. Ты давно уже заметил: в их женских мозгах нарисован образ идеального мужчины: сильный, надежный, работящий, немногословный… Зато уж сказал – как отрезал!

И ты от этого образа далековат.

Только вот большинству наших женщин почему-то не приходит в голову, что в мужских мозгах тоже нарисован образ идеальной женщины. И они, наши женщины, до него сплошь и рядом тоже не дотягивают.

И как же быть?

Она всё стрекочет и стрекочет, зудит и зудит, несет свою вечную чушь… Но ты берешь себя в руки, гасишь злость, отбрасываешь гордость – и подходишь к ней. Обнимаешь, гладишь по голове, как ребенка, целуешь в закрытые веки, из-под которых уже бегут слезинки… И она умолкает. А потом вдруг сама обнимает тебя.

Давно бы так. И зачем ты битый час доказывал ей, что черное – это черное, а белое – это не зеленое? Надо было просто подойти и обнять.

И все-таки, все-таки… Как бы сделать так, чтобы она поняла эти совсем простые вещи? Ведь черное – это все-таки только черное.

Ни разу не белое. И не зеленое.

***

Она еще любит меня,

Жалеет еще и ласкает —

Как будто в прорехи огня

Последние щепки бросает.

То шутит, то плачет навзрыд,

То грезит забытыми снами…

То вспыхнет, то еле чадит

Когда-то гудевшее пламя.

Но твердый душевный запас,

Как всё в этом мире, не вечен.

Огонь в очаге не угас,

Но нечем поддерживать, нечем!

Признайся: ты ошибалась, когда думала, что после естественного затухания огня в семейном очаге тебя согреют теплые камни уважения и благодарности. Не согрели. Ты слишком привыкла к открытому огню, тебе не хватило тепла камней. Да ведь и они скоро остыли.

Но это была не первая и не главная твоя ошибка. Главная: ты изначально неверно оценила степень горючести того, что было брошено в очаг. Ты думала, что вы бросили всего поровну – ты и тот, кто разжег огонь. Да, внешне это так и выглядело. Но он бросил в очаг свой хворост, сухой как порох, а ты – свой сырой комель. А это очень разное топливо.

Хворост пылал, а комель шаял – и вместе они рождали общее пламя. Но когда хворост сгорел весь, комель не запылал. Он чадил, фыркал, шипел, бросал искры – но не воспламенился. И щепки, которые ты бросала в затухающий огонь, не спасли ситуацию.

Как же ты не поняла, что тот, кто быстро воспламеняется – быстро и сгорает?

В следующей жизни обрати на это внимание.

А сейчас – не горюй, не проклинай, не убивайся. Все-таки ты узнала, что такое огонь и что такое очаг…