И кажется, что всё навек —
Берёзы-свечи,
И тот стоящий человек,
И этот вечер.
И ночь, вся в золотых огнях
Пустых бульваров,
И от прохожих и меня —
Обрывки пара.
И будто скалы, облака
Над нашим домом,
Плывут в закаты и века
Судьбой ведомы.
И сталкиваются, и вновь —
На небе чисто.
Не были, были – всё равно —
И вслед им – листья.
И всё ж – не меньше облаков,
Без тех, что стёрлись,
И так же – где-то далеко
Звезда сквозь прорезь.
Луна в прорехе, как портрет
В овальной раме —
Как тысячи и сотни лет,
До нас – и с нами.
ДОНБАСС
Край меловых и рукотворных гор,
Донца и Калки, Игоря и скифов,
В разлуке я с тобой – который год!
Который год мне вместо дома Киев!
Я здесь родился – здесь я жил и рос,
Стоят над жизнью, словно заголовки:
Макеевка, Ханжёнково, Буроз
Черёмушки, Криничная, Щегловка…
Встречают, провожают – тополя,
Выстраиваясь в ровные шеренги,
За горизонт дорогу мне стеля,
Под вечер – в золотистом ожерелье.
И трубы на штыки берут рассвет,
Когда я, оторвавшись от бумаги,
Свободен ото всех земных сует,
Смотрю, как реют облачные стяги.
Из этих окон я смотрел на мир,
Когда ещё огромным мне казался
Тот тополь с листьями, истёртыми до дыр…
Сентябрь прошёл, а тополь, вот, остался.
Из этих окон я смотрю на двор,
И тополь худ январской худобою,
Край меловых и рукотворных гор!
Я – хоть и ненадолго – вновь с тобою.
***
Ночь продирается сквозь окна
Чересполосицей огней,
Дождя, листвы, луны моноклем
На мокрой крыше и над ней.
Ночь отпечатана в созвездьях
Лохматых капель фонарей.
И ни души… Чудно, что есть я.
Застыло всё, как в янтаре.
В квадратах окон пальцы-ветви
Увязли, как в смоле паук,
Воздеты вверх с немым приветом
Метёлки тополиных рук.
И неизбежность пробужденья
Сомнительна. Не верю, что
Подслеповатый день проденет
Свой луч, как нитку, между штор,
Что солнце вновь желтком яичным
Вдруг выскользнет из облаков,
Застыв в полуночи, я лично
Не верю, что во сне легко.
В какую ночь уснул – не помню,
Не помню, как попал к окну,
С луной, висящей многотонно
И вниз струящей тишину…
ОГОНЬ
Развели, чтоб согреться, огонь.
Он метался, просился на волю,
Извивался, как мучимый болью,
И тянулся лизнуть мне ладонь.
Без огня – ничего не увидеть,
Непроглядна вокруг темнота,
Чёрно-белы черты, как в графите,
Испещрившем пространство листа.
Как тепло от руки, от дыханья,
От склонённой ко мне головы,
И теперь не нужна мне другая,
Хоть вчера ещё были на «вы».
Ты садишься ко мне на колени —
Мы устали, теперь отдохнём,
И огонь обнимает поленья,
И поленья трещат под огнём.
Это старая, старая сказка,
И сегодня герои в ней – мы,
Хоть сюжет её прост и истаскан,
Как покров окружающей тьмы.
Были двое – и жили до искры,
Промелькнувшей в касании рук,
И не знали тревожащих истин,
Что потом принесли столько мук.
Всё вокруг от огня засияло,
Участилось биенье сердец —
Всем живущим известно начало,
Никому не известен конец.
Посмотри! Что-то вспыхнуло в небе,
Только это ещё не рассвет.
Я счастливым таким лишь во сне был,
Что не снился уже много лет.
Посмотри! Вдруг истаяли звёзды,
Добела раскалён небосвод,
И непройденный путь наш навёрстан,
И все реки перейдены вброд.
Все вопросы нашли вдруг ответы —
Даже ясно, зачем мы живём…
Наша осень вдруг кончилась летом,
И наш вечер вдруг сделался днём.
…Ветер тихо развеивал пепел,
Нашу память об этом огне…
А огонь – то ли был, то ли не был,
То ли в дрёме почудился мне.
Мы простились с тобой. Я направо,
Ты – налево продолжила путь.
Нам кивали сгоревшие травы,
Шевеля предрассветную муть.
Художественное слово: проза
Георгий КУЛИШКИН. Святочная история наших дней
Рассказ
Началось с бабы Тани, соседки по общей прихожей. Хотя, пожалуй, что нет – началось с того, что выдохся картридж, а как раз на воскресенье Алеша планировал отпечатать курсовую, которую, кровь из носа, надо было сдать утром в понедельник. Друзья, он знал, гурьбой укатили за город, а фирмочки, занимавшиеся заправкой, вполне логично оказались запертыми.