С двойным усердьем – Стёпа, покажись! —

Теперь даёшь вещам вторую жизнь.

Спустя три года – будто сто спустя —

Мы превратились в крепость и костяк,

Скрутились в жгут, собою повторив

Объятье двух срастающихся слив.

До первых не дожившие седин,

Мы будем слушать, растопив камин,

Как гулкий птичий сумеречный час

На добрый труд благословляет нас.

ЛЕНТА

Тело хрустит суставом,

Стих заряжает в руку.

Здравствуй, герой усталый,

Вставленный в пятый угол!

Что не наводишь кудри,

Гений семейной жизни?

Кистью от старой пудры

Клавиатуру чистишь,

Не закаляешь стали,

Не добываешь уголь.

Дымной крутой спиралью

Скручен небесный купол.

Что завязать с куреньем

И материться бросить, —

Лучше ли, сонный гений,

Жить в телефоне носом?

И над борщом и газом,

С радостью или с болью,

Наглухо перемазав

Руки свекольной кровью,

Даже когда под боком

Спящий сопит подсвечник, —

Палец листает с Богом

Глупую бесконечность.

И, пока умным ядом

Полнится лента днями,

Счастье летает рядом

Мыльными пузырями.

***

Год пережив, ты годом пережёван.

Родными мертвецами арестован,

В цветком растресканное лобовое

Вглядишься, подъезжая к городку,

Где призраки на каждой остановке,

Где прошлое в привычной обстановке,

И с фурой на Лозовом водопое

Толкаться в очереди к роднику.

Пятилитровку набирают долго.

Причастье убивает чувство долга.

Себя закрывший в опустевшем доме,

В столице мини-жизни, мира вне,

Там, где вдоль леса торговали клюквой,

Колонки горло извергало буквы,

А нынче пот в натопленном салоне —

Душа, стекающая по спине.

Теперь метёт. А думалось, всё верно,

Когда машину уводило влево,

Что Бог простит любимым всякий промах

И от беды закроет их собой.

Соседний двор. Незаводимый «опель».

В окне знакомом незнакомый профиль.

И мокрый снег в чернеющих проёмах

Зачёркивает всё двойной сплошной.

***

Вот и хватит уже про боль,

О которой ни сном ни духом.

Мир засыпан чистейшим пухом,

И конфетами – антресоль.

Лучше жалобы и нытья —

Самодельная хренодёрка,

Добросовестная уборка,

Удовольствие от житья.

Может быть, и в твоём дому —

Тот же запах, еловый, колкий,

И смакуют впотьмах икорку,

Подмороженную хурму,

И летят не без мастерства

Карапузы вокруг церквушки

За окном на цветных ватрушках

С ощущением Рождества.

***

Всё дымит за окном труба в заводском подсвечнике,

Утекают рекою деньги, бегут деньки.

Под балконом среди окурков цветут подснежники

Мировой жестокости вопреки.

Если хочешь кому поплакать о доле горькой,

Если в самых крутых мечтаниях недалёк,

Приглядись: там, внизу, под старой советской горкой

Повисает хрупкий сиреневый стебелёк.

Нам так жалко себя, мы больные, кривые саженцы,

Не ко времени нас посеяли, но смотри

На тончайший фонарик жизни, когда покажется,

Что всё вылюблено и выболено внутри.

Если холод собачий в мире, а дело к маю,

И дождём затяжным отрезало путь наверх,

Знай, что это Господь подснежники поливает,

Умывает слезами Чистый земной четверг.

***

Я в море желтых одуванчиков

хочу навеки утонуть.

С печалью нужно ведь заканчивать

когда-нибудь, когда-нибудь.

Они из солнца невесомого,

как будто маем рождены.

И в них так много незнакомого,

и желтизны, и желтизны.

Гуляют парочки аллеями

и обнимаются – ну пусть.

А одуванчики развеяли

простую грусть, простую грусть.

Они так быстро разлетаются,

из серебра оставив тень.

Но пусть влюбленным вспоминается

весенний день, весенний день.

***

Я прошелся возле снегопада

и забыл, какой сегодня век.

Видно, ничего весне не надо

в обреченном городе двух рек.

Где-то промелькнуло «…рой за роем…».

Что там дальше я, увы, не смог

вспомнить. Фонари мне приоткроют

что-нибудь в загадке этих строк.

Бесноватый заметался ветер,

потерявшись в сонме этажей.