Пораженные цели заменят,

И «зилок» зачихает вдали.

И останутся только мишени

На холмах каменистой земли.

Птица крикнет, как будто от боли,

И вздохнет, засыпая, страна…

Тишина на тактическом поле,

До рассвета стоит тишина.

Войсковые стрельбища, танковые директрисы, тактические поля, – сколько их на наших евразийских просторах! Тот, кому случается смотреть на эти пространства не в пылу военных учений, а в дни затишья, испытывает подчас странное желание: вот распахать бы да засеять всю эту землю… Это подают голос крестьянские гены, которые есть в каждом из нас.

Помню, как я наткнулся однажды в заполярных сопках на небольшой холм, бывший некогда ориентиром для учебных стрельб: из земли кучно, буквально в метре друг от друга, торчали хвосты ПТУРСов. Там их была добрая сотня – и если бы не кустарник, холм был бы похож на огромного ощетинившегося ежа. Зная, что стоимость каждого выстрела равна стоимости автомобиля «Жигули», я только головой покачал…

Боже, сколько же еще веков нам предстоит воевать?

ПЛАТЬЕ

Я одену тебя в поцелуи!

Ни колючие иглы ветров,

Ни дождей леденящие струи

Не пробьют невесомый покров.

Не коснутся горячего тела

Наглый взгляд и чужая рука —

В этом платье свободно и смело

Ты со мною пойдешь сквозь века!

Она рассталась со мной, встретила другого. И сама стала другой… А та, которую я одел в поцелуи, жива до сих пор – и ни один мужчина не в состоянии коснуться ее. Невесомый покров, сотворенный моей любовью, отталкивает чужую руку.

Больше я никого так не одевал в своей жизни. Хотя были, как выяснилось впоследствии, и более достойные кандидатуры.

***

Ты снова плачешь? Ну и пусть –

Меня не сломишь этим плачем!

Я лягу. Я щекой прижмусь

К твоей – заплаканной, горячей.

И пролежу так до утра,

И поднимусь в шесть с половиной.

От горьких слез твоих – мокра

Щека, заросшая щетиной.

В извечном роковом поединке полов женская правда заявляет о себе плачем, мужская – молчанием. Но если мужчина молчит, это совсем не значит, что он согласен с правдой женщины. Социобиологическая щетина мужской правды прорастает сквозь всё – сквозь молчание, сквозь объятие, сквозь страх перед возможностью расстаться навсегда. И сколько ни сбривай эту щетину, она лезет и лезет наружу.

Женщина, которая примет это как данность и не станет требовать от мужчины согласия со своей правдой – победит в роковом поединке. Смирение и покорность – ее лучшее оружие.

Но герои моего стихотворения ничего не знают об этом. Их детство и юность прошли мимо мудрости тысячелетий, в их сердцах царит идея равноправия полов. Никому из них даже в голову не приходит задуматься: а что же это такое – «равноправие»? И что это такое – «право»? И что такое – «равенство»? Не говоря уж о «поле»…

Лишь через несколько десятилетий своей жизни они, может быть, придут к выводу, что люди рождаются и живут неравными, что право – лишь выдумка, предназначенная для ограждения человечества от немедленного самоуничтожения во внутривидовой схватке за ресурсы, а равноправие – сказка для идиотов. А может, и не придут. Может быть, так и отойдут в мир иной со своими смертельными обидами, проистекающими из незнания и нежелания знать правду о мире, о людях и о себе.

Сейчас они, может быть, вновь потянутся друг к другу – юные, страстные, плохо справляющиеся с жаждой любить и быть счастливыми. И сольются в одно целое. А потом, распавшись надвое, вновь заговорят о чем-то. И вновь пробежит между ними искра несогласия, упрямства, вражды, ненависти…

ДВЕ ПТИЦЫ

На старом обрыве стою в тишине.

Бездонное небо двоится.

Подводная птица летит в глубине,

Подводная темная птица.