Решение пришло простое и ясное: сжечь все эти чертовы книги. Какими же изуверами были предки, сокрыв в них ключи от адских ворот!

Он влетел в галантерейную лавку – виски заломило от запаха лаванды. Швырнул на прилавок ассигнацию, схватил с полки бутыль керосина, упаковку спичек и, не дожидаясь сдачи, бросился наружу. В отражении витрины мелькнул знакомый силуэт в чёрном пальто.

Да достань уже свой револьвер, да застрели меня – чтобы не было так невыносимо!

Дверь кельи была приоткрыта.

Клеман замер, осматриваясь. Пусто. Книги, ещё вчера лежавшие аккуратной стопкой в середине комнаты, исчезли.

Окаянница сидела на полу, обхватив руками колени.

– Катаржина? – растерянно окликнул ее Клеман.

Она подняла голову. Черты её лица странно заострились. Рубаха на груди потемнела от крови.

– Не стала я их убивать, Клем, – вымученно улыбнулась она. – За что? Ладно ещё взрослых гадов, а то – двух парнишек годовалых. Глядят на меня, как галчата, лопочут что-то по-своему. Я на них смотрю – и понимаю, что не могу. Хватит с меня.

– Тогда кто же их всех перебил?!

– Спроси Вацлава, – через силу ответила она.

– Это он тебя… погоди. Ты ведь бессмертная?

– Не совсем. Пока по моей душе читают канон – я здесь. А сегодня, видишь, Вацлав решил дать мне отставку.

– Может, забыл?

– Такие не забывают. Нет, Клеман, я сама выбрала. Лучше уж в ад, чем жить по-вашему. Никогда, поверь, никогда женщин и детей… – она осеклась. – Ладно, чёрт. С женщинами всякое бывало. Но детей – точно не трогали. Для кого же всё, если не для них?

Она закашлялась.

– Я вот думаю – может, затем канон и читают? Чтобы такая вот тварь вроде меня вернулась и… И ведь знаешь, какая цена, знаешь, что там, в твоем аду – и все равно…

– Ты побудь здесь, – перебил её Клеман. – Я найду Вацлава!

– Бесполезно, – прошелестела Окаянница. – Ты просто рядом посиди, чтоб не так страшно. Ты хороший. И имя у тебя красивое. Клемент, милосердный.

Смешно бы это было – если бы не её глаза и не ледяной холод пальцев, сомкнувшихся на его запястье.

– Кась, а что там? – спросил он шепотом.

– Эрлих, – ответила она глухо. – Эрлих и его инструменты. Но ничего, я ведь сама выбрала.

Она просто тлела изнутри. Сквозь контуры её лица проступало то, страшное и неназываемое – пустые провалы глазниц, страдальческий предсмертный оскал. Пальцы терзали его запястье до синяков, до кровавых ссадин.

А потом её не стало.

Уже давно стемнело – а Клеман всё не двигался с места, глядя в темноту невидящими глазами.

Дверь осторожно скрипнула. Утренний незнакомец в чёрном пальто вошел в келью.

– Стреляй уже, – равнодушно сказал Клеман.

– Зачем? – недоумённо спросил человек. – У меня даже оружия нет. Где ты видел жандарма без оружия?

Клеман помотал головой.

– Вижу, ты не в духе. У меня тоже был не лучший день. Знаешь, неприятно, когда твоих подчиненных вырезают одного за другим, как скот.

– Ты что, Эльхандер? Наместник?

Гость кивнул.

Вот он – стоит в двух шагах. Может, и вправду безоружный. Главная цель. Главная беда свободной Валации. Броситься на него, сбить с ног, головой приложить о край кафедры…

Клеман медленно поднялся.

Или вот – бутыль с керосином на полу валяется, только руку протяни. Ударить по лысой башке, а потом – чиркнуть спичкой…

– Так что, поговорим, Клемент? Судя по тому, что я видел, ты – интересный собеседник.

Он осёкся, видно, разглядев что-то в глазах Клемана.

Клеман переступил порог своей комнаты с чувством человека, вернувшегося в родной дом после многолетней отлучки. Сколько времени прошло? Две ночи?

Он начал собирать вещи. Книги, тарелки, бельё – всё это было на новой квартире. Просто здесь не хотелось оставлять ничего своего.