– У меня есть тост. – Алексей Анатольевич, поправив металлические пуговицы на бортах кардигана, встал и поднял бокал. Все последовали его примеру. – Простой, но подходящий сегодняшнему ужину. – Он окинул довольным взглядом окружавших людей и, когда его взор пересекся со взором сына, сказал: – За будущее.

– За будущее, – поддержали его все и отпили напитки из блестевших в ярком свете хрустальных бокалов.

Саша повторил слова шепотом и тоже сделал затяжной глоток вина, опуская задумчивый взгляд в стол.

– Викуль, сыграй что-нибудь для нас, – ласково обратился к дочери Игорь Вячеславович, погладив ее по спине.

– А конкретнее? – задорно уточнила она, поднявшись со стула и воздушной, оживленной походкой устремилась к роялю, тоскливо стоявшему посредине просторного холла.

Мужские взгляды поспешно, будто по велению волшебной палочки, последовали за краями ее небесно-голубого платья, выгодно подчеркивавшего ее тонкие щиколотки и бедра.

– Вам отлично дается все, – произнес первым Алексей Анатольевич.

– Что-нибудь легкое и веселое. – Любовь Егоровна рукоплескала.

– Дебюсси подойдет? «Аве Мария»? – предложила пианистка, поднимая крышку музыкального инструмента.

Присев на край банкетки и настроившись на спонтанное выступление, легкими движениями она пустила длинные тонкие пальцы в пляс.

Саша не отводил увлеченного взгляда от прекрасных динамичных рук, заставлявших угловатые клавиши мерцать и петь. Сосредоточенное лицо Вики не было лишено обыденного азарта и наслаждения. Она играла артистично, как это свойственно опытному и талантливому музыканту, но было в ее исполнении и то, что отличало ее от других. Никольской удавалось добраться до самой сути, не подозревая об этом и доверяя это осознание слушателям.

Она играла так, будто говорила с самой собой и не боялась, что этот монолог станет публичным. Она была вне мелодии, воплощая ее технически точно, но и внутри нее, заставляя мотивы быть озвученными по-своему.

Просчитывая бесшумно, а иногда и вовсе незаметно губами ритм, она погружалась в партию глубже и глубже, утягивая за собой замершую в мгновении публику. Ее кисти, парившие над клавишами, и ступни, нажимавшие на педали по очереди, будучи продолжением всего ее тонкого и сильного существа, были теми ключиками, которые открывали любые двери в сердцах присутствовавших. Была открыта дверь и в душе Саши.

Парень чувствовал, что его спокойное и ровное дыхание теперь сорвалось. Он задыхался от каждой ноты, резавшей его содрогавшееся от боли тело. Он закрыл глаза, погружаясь в мысли, которые терзали его при каждом ласкавшем аккорде.

Она сидит рядом с ним. Она улыбается ему, поглаживая его непослушные локоны, и от каждого трепетного касания его кожа покрывается дрожью тоски. Ее полные губы с привкусом горького виски и только что выкуренных сигарет невыносимо целуют его в висок, а нежные руки, увешанные браслетами и кольцами, обнимают его и прижимают к своей полной благоухающей ванилью груди. Они говорят, не умолкая, и он замечает, что за все то время, что они были в разлуке, она ничуть не изменилась, оставаясь все такой же жизнерадостной женщиной с блестящими несчастными глазами…

И Саше хотелось продлить этот момент навечно.

Мелодия закончилась так же мягко, как и началась. Вика опустила руки, дав всем насладиться послевкусием тишины. Выждав нужный момент, она развернулась к публике, встречая улыбки слушателей и их громогласные аплодисменты.

– Вот это да. – Игорь Вячеславович встретил дочь протянутыми руками. Взяв ее ладони в свои, мужчина поцеловал каждый из ее гениальных пальцев. – У моей дочери гены моего деда!