Её взгляд устремился куда-то вдаль, далеко-далеко, и казалось, передо мной стояла уже не моя сестра, а лишь её тень.

– Ничего не поделаешь. Такая у нас судьба, – повторила она. – Мы должны молчать, даже когда нам больно. Должны терпеть.

Слова Суён легли на сердце тяжёлым куском льда. Моя сестра ещё жива, но кажется мёртвой, словно ван пронзил её ножом, когда сделал своей.

– Суён…

Я потянулась к ней, но она отшатнулась.

– Уходи.

С улицы послышались шаги.

– Уходи немедленно, – сказала тень моей сестры. – Дядя Чхве Икчжун живёт в столице. Мы с ним не связаны по крови, но отцу он был ближе родных братьев. Найди его. Он узнал меня при дворе и помог отправить письмо бабушке. А тебе поможет вернуться домой. Или найдёт наконец жениха, чтобы ты снова зажила как прежде, в окружении сотни слуг, как и мечтала.

Шаги приближались.

– Суён, – взмолилась я, – обещай мне, пожалуйста, что не умрёшь…

– Хван Поён! – оборвала меня сестра и потащила к окну у дальней стены. Только в ярости она называла меня полным именем. – Даже если ты и впрямь хочешь за мной вернуться, я сама того не желаю. Уходи сейчас же. Я тебя не прощу, если ты из-за этого погибнешь. Забудь обо мне.

Она открыла окно и вытолкнула меня наружу. Я рухнула на твёрдую землю ровно в то мгновение, когда внутри заскрипела раздвижная дверь и раздался мужской голос.

– Что это было?

– Н-ничего, – пробормотала моя сестра.

– Но я слышал…

Вдруг за стенами академии раздался душераздирающий вопль.

– Что происходит? – прошептала Суён.

– Очередной арест. Неважно. Я видел, как ты сюда шла… Почему ты здесь?

Сначала я застыла под окном, вне себя от ужаса, но затем приподнялась и тайком заглянула в комнату. С моей сестрой разговаривал чиновник средних лет, похожий на опарыша – такой же бледный и скользкий.

– Позволь проводить тебя обратно, – сказал он.

Суён кивнула и поспешила к двери, но Опарыш перехватил её на пути. Он обвил рукой талию моей сестры, смахнул прядь волос с её лица, подался ближе и прошептал:

– Ты очень красивая, когда плачешь. Неудивительно, что ван тебя возжелал. Само собой, ты понимаешь, какая это честь – его внимание.

Суён держала спину ровно и смотрела прямо перед собой, вскинув подбородок. Она выглядела собранной, как всегда, но я заметила лёгкую дрожь в руках, поджатые губы … Моя сестра испытывала то особое чувство, что называлось хан. Праведную ярость и жажду восстановить справедливость, смешанные с острой душевной болью и горем от понимания того, что шансы на это, как всегда, невелики.

Опарыш расплылся в похотливой улыбке. Суён сжала пальцы в кулак, и по её лицу стекла капля пота.

Я опустила взгляд, когда они вышли на улицу, и осознала, что и сама стиснула кулаки.

Я перебралась через стену академии, кипя от ярости. Мне невыносимо хотелось выцарапать Опарышу глаза. Вместо этого я понеслась к толпе, собравшейся на шум.

– Умоляю!– выла девушка. Это её вопль мы слышали всего пару минут назад. Она упала на землю и пыталась отползти от чиновника чхэхонса в багровых одеждах. – Отпустите меня! Я хочу домой, к маме!

Я собиралась пройти мимо, как обычно. Родители учили меня не обращать внимания на крики, что раздавались за стенами поместья. Они хотели, чтобы мы с сестрой поднялись в обществе, и как можно выше, ведь статус оберегает от суровой реальности. Поэтому больше всего их заботило наше будущее замужество. Родители часто повторяли, что брак – это не вопрос любви. «Любовь вас не защитит, но защитят влиятельные родственники, – говорили они. – Ищите союзников среди тех, кто обладает властью». Должно быть, мама с папой всегда знали, что на нас в любую минуту может обрушиться сокрушительный гнев вана.