, был так заряжен ожиданием, что даже слегка подпрыгивал от нетерпения. Едва они скинули пальто, появился Александр Леонидович. Пока накрывали на стол, мужчины лениво обсуждали городские сплетни и высказывали свои впечатления о последних событиях светской жизни. Политики касались слабо, намеренно избегали произносить вслух или даже намекать на любые события, обсуждение которых могло привести к разговору о запретной на этот вечер Южной Африке. Потом уселись за стол.

Уничтожив значительную часть приготовленного и выпив вина, они перешли в отцовский кабинет, чтобы выкурить сигары. Чуть позже туда подали кофе и коньяк.

– Теперь, когда рядом со мной самые близкие мне люди, – Леонид даже встал, грея в рюмке коньяк, – хочу выпить за то, чтобы мы всегда помнили очарование именно этого момента и высоко ценили его. Я хочу сказать вам обоим, что я сверх меры благодарен вам за ту помощь и поддержку, которую вы мне оказали при осуществлении моей сумасбродной идеи.

– Лёня, – Краснов, ощущая небывалую торжественность момента, тоже поднялся, – надеюсь, нашими помыслами выстлана нормальная дорога, а не та, которая ведёт сам знаешь куда. Сколько бы не прошло лет, я всегда буду помнить этот вечер. Его тепло, его свет, но более всего я буду помнить ощущение чуда, витающее для меня в этом воздухе.

– Сын! – Теперь поднялся и Александр Леонидович. – Помни, что этот дом – место, куда ты обязан вернуться целым и невредимым. И пусть твой ангел-хранитель всегда будет с тобой.

Мужчины сдвинули рюмки и выпили.

– А теперь, Лёня, покажи нам несколько фокусов, а то мы их долго не увидим.

– Саша, я виновник этой встречи. Прости, но я её уже распланировал. Фокусы будут, обязательно будут, но позже. А сейчас я хочу пережить снова восхищение, которое я недавно здесь пережил. Думаю, ты тоже будешь в восторге. Отец, ты не откажешь?

– Как можно.

С понятным волнением и трепетом старший Фирсанов сел за рояль и запел. В этот раз под сводами кабинета зазвучала «Santa Lucia». И снова, но уже втроём, мужчины перенеслись на берег неаполитанского залива. Двое зрителей явственно слышали плеск волн, сварливые крики чаек и шёпот ветра в рыбацких сетях. Им светило солнце и бил острый запах йода. Почти потухший костёр ещё дымил, ещё чувствовался на губах привкус свежеприготовленной рыбы. Это было настоящее волшебство и магия: не покидая кабинета, они оказались в Италии.

Краснов был обескуражен. Он только пучил глубоко посаженные глаза и широко, как рыба, раскрывал рот.

– Божественно, – еле слышно прошептал он, едва затихли звуки.

Александр Леонидович с артистической грацией поклонился. Лёня расплылся в улыбке и подмигнул отцу: «Что я тебе говорил!» Затем он сделал едва заметный кивок головою и Фирсанов-старший запел «Funiculì, Funiculà»[15], следом «O sole mio»[16], а в конце этого импровизированного концерта прозвучала особо полюбившееся Леониду «Come prima». Краснов был в состоянии шока. Он ожидал всего что угодно от этого вечера, но только не посещения итальянской оперы. Его кумир открылся для него с совершенно незнакомой стороны.

После очередного глотка из коньячной рюмки, Лёня на несколько минут исчез. Пока его не было, Краснов пел соловьём и расточал комплименты Александру Леонидовичу. Тот благосклонно их принимал.

– А теперь фокусы, – весело выкрикнул Леонид. Он принёс какую-то странную одёжку с длинными рукавами, большой амбарный замок и длинную цепь.

– Помоги, – попросил он Сашу.

– Что надо делать? – с недоверием спросил товарищ.

– Сначала помоги надеть смирительную рубашку, потом обмотай меня несколько раз цепью, а последние звенья застегни на замок.