Среди узора кованных ворот в арке, перед домом, белым пламенем горела хризантема. «Где он их берет в эту пору?» – мелькнуло в голове у девушки. И вопреки стараниям на лице вспыхнула улыбка. Она прикоснулась рукой к цветку. Он был здесь не так давно, холодный ветер ещё не успел прихватить лепестки и листья. Она оглянулась, но его не было видно. Она специально немного задержалась у чугунной створки, надеясь, что он сейчас откуда-нибудь выскочит, как чёртик из табакерки. Но увы. Она взяла цветок и инстинктивно убрала его в вырез пальто, пытаясь согреть. Всё-таки живое. И красивое. За воротами было пусто. Но когда до подъезда оставался один или два шага, дверь медленно, будто под напором ветра, открылась сама. Внутри у Елизаветы всё задрожало от предчувствия и желания вскрикнуть. На площадке, облокотившись спиной и руками на перила, в лунном свете, словно в луче прожектора, стоял её воздыхатель. Его тёмная шинель эффектно подчёркивала бледность лица и ярко-синие глаза. Лиза мгновенно погасила свою улыбку. Ещё чего не хватало, чтобы он заметил! Не заслужил. «Обдадим холодом эту столичную штучку, будет как шёлковый. Надо воспитывать. И в конце концов, я женщина!» – мгновенно набросала план своего поведения Елизавета.

– Вы снова меня напугали, Леонид! – сурово, без улыбки произнесла она.

– Странно, – неизвестно чему удивился юноша.

– Что вам странно? – начала заводится Лиза.

– Испуг и улыбка до этого момента у меня не вязались воедино. Или это была гримаса?

– Фу! А вы следили за мной! Слежка – удел филёров! – взвилась Меньшикова.

– Надо понимать, что цветы вам не понравились, а разговор утомляет. Тогда честь имею. – Он оторвался от перил.

– Мне интересно, – она остановила его вопросом. – Где вы берете живые цветы об эту пору?

– Так сказать, на родительском горбу выезжаю. Отец когда-то помог одной цветочнице в суде и та до сих пор от него без ума. Каюсь, а я бессовестно этим пользуюсь.

– А ларчик, оказывается, просто открывался…

– Ну, чтобы не разочаровывать вас окончательно, Елизавета, более не смею обременять собою.

Фирсанов направился к двери.

– А ещё в герои рвались! – с неприятным удивлением отметила Меньшикова. – Если любое препятствие будет вызывать у вас такую панику, то вы ничего не добьётесь в жизни.

– Прекрасно!

– Что прекрасного сейчас произошло?

– Я получил предельно дельный рецепт, как действовать в любых ситуациях. Гран мерси, Елизавета Борисовна, за науку. Буду долго носить её в своём сердце и непременно воспользуюсь. Перед самым отъездом так обогатился! Прекрасно! А теперь разрешите…

– Перед каким таким отъездом?

– Выходит так, Елизавета Борисовна, что эти знания вам уже ни к чему.

– Постойте, постойте, Леонид! Пока я несу за вас ответственность и должна знать.

– Правда? – удивлённо протянул Фирсанов.

– Немедленно говорите! – Но он молчал и нехорошо улыбался. – Не отвечать женщине – это неучтиво, в конце концов! – разозлилась Лиза и слегка повысила голос.

– Ну, поскольку это наша последняя встреча, я воздержусь от просьб в дальнейшем не делать мне замечаний в подобном тоне. Послезавтра я уезжаю туда, где люди воюют за идеалы свободы. Перебираюсь ближе к мысу Доброй Надежды. Правда, придётся давать большой крюк через Одессу, но как известно – сто вёрст не крюк для бешеной собаки.

– Зачем?

– А кто ж их, бешеных, знает? Может, они и двести пробегут.

– Я об Африке.

– Чтобы буры были не столь одиноки в своей борьбе, – криво ухмыльнулся ухажёр.

– Вы что, с ума сошли? – искренне спросила она своего кавалера.

– Видимо. Прощайте. – И Леонид рывком вышел из подъезда.