Пассажиры, оставив на столе по два тонких полумесяца арбузных корок, показали жестом, что они еще не прощаются и пошли к машине, достали из кузова два рюкзака, сумку со снастями и удочки.

– Ладно, сержант, езжайте, – сказал Ладынский, – мы сами спустимся к реке.

Солдаты опасливо вскарабкались в кабину, не сговариваясь, выхватили из машины головные уборы и вытрясли их – все могло быть пристанищем мохнатого чудища.

– Техника вся ушла? – крикнул Ладынский еще в открытые двери кабины.

– Это военная тайна, – ответил сержант, улыбаясь уголком рта с дымящейся папиросой.

– Да уж, тайна – еле слышно сказал Ладынский, – две недели кирпичное небо от пыли над долиной, а сегодня тугаи видны до горизонта. Тоже мне тайна.

Двери кабины захлопнулись, и грузовик вздрогнул, выдохнув облако черного дыма. После лязга и скрежета в коробке передач, «Урал» отказался демонстрировать исправное состояние задней скорости и, сделав уверенный щелчок в первую передачу, тронулся с места. Руки смуглого водителя широко ухватились за баранку. Машина выписала большую дугу по чистому полю, подминая под себя строительный хлам, переваливаясь, разместилась в колею и скрылась за холмом.

Рыбаки вернулись за стол, разложили на рюкзаке старую армейскую карту и склонились над еле заметной голубой лентой, плутающей между серыми безводными дугами древнего русла некогда полноводной реки.

– А вы, значит, к реке пойдете? – спросил татарин. – И места здешние вам хорошо знакомы?

– Да, – ответил Ладынский, – мы служили здесь неподалеку много лет назад. Вот решили посетить знакомые места напоследок.

– Тоже с войсками уходите? – спросил грузин.

– Нет, я на пенсии, а Трофим давно на дембеле, в гости приехал.

Ладынский достал из планшета еще одну карту, это была красноватая ксерокопия с многочисленными правками от руки. Трофим присел и оперся на рюкзак локтями, погрузив голову в открытые ладони.

– А может, в картишки перекинемся? – спросил татарин.

Предложение сыграть в карты Ладынский хорошо расслышал, но не счел нужным отвечать поспешно, только искорка мелькнула в его глазах, мелькнула и опустилась на нарисованные русла рек и на названия горных вершин, подписанных от руки.

– Кызыл-су, Мук-су, пик Наблюдений, Курай, – произнес он шепотом, доставая бинокль из кармана рюкзака.

Ладынский вспомнил несколько сводок, поступавших в отдел о каких-то карточных разборках на том берегу, но тогда не придал этому значения.

Грузин возил по столу мокрой тряпкой и иногда хлестал ею по мухам.

– Я в буру умею, – с неожиданной веселостью сказал Трофим, не отрываясь от карты. Ладынский накинул ремень бинокля на шею и снял защитные колпачки с объективов.

– Какая бура! Э… Какая бура! – внезапно взвизгнул полный грузинский строитель, да так, словно бы до этого за столом только и говорили, как о разнообразии карточных игр.

Лицо Трофима в недоумении вытянулось, он вопросительно посмотрел на старшего товарища, но тот продолжал пристально всматриваться в долину, делая вид, что ничего не слышит. Однако боковое движение глаз Ладынского перед окулярами не осталось незамеченным Трофимом.

Высокий татарин молниеносным движением схватил грузина правой рукой за загривок и пригнул его голову к столу с такой силой, что газетный кулек скатился на стол. Упитанный горец недовольно водрузил оригами обратно на свою редкую шевелюру и нервно сдвинул кепку набекрень, козырьком на ухо.

– Бура, так бура, – спокойно сказал татарин, – сдавай… Валико.

Грузин подвернул подранные манжеты рубашки из комплекта солдатского нижнего белья и стал торопливо тасовать замусоленную колоду, которая невесть откуда уже вертелась в его руках. Он раскидал карты по сторонам. Трофим взял свою тройку и развернул ее растопыренным веером, мол, что тут играть с эдаким количеством неизвестных, все еще вопросительно поглядывая на старшего товарища.