вспоминает вдруг Роман и рассказывает всё сначала о Светлане Пугливой Птице, а потом и о

Бабочке Наташке.

Ну, а если уж пошла такая тема, то доходит очередь и до городских приключений, о которых

53

Роман, вдруг неожиданно для себя, рассказывает с какой-то бравадой, невольно перенятой у

Костика. (Лучше уж рассказывать лихо и с вызовом, чем виновато.) Серёга слушает, опустив голову

и неловко, будто стеснительно, улыбаясь. Нет, наверное, не стоило всё это вываливать ему. А с

другой стороны, он же друг, а не отец, от которого надо что-то скрывать. Может быть, как раз ему-

то и надо выложить начистоту всё о своих похождениях…

– Вот этим-то ты и был занят всё это время? – спрашивает Серёга.

– Этим, – неожиданно покраснев, признаётся теперь Роман.

– Ну-ну… Понятно…

– А ты как? Как твоя жена? Где она сейчас?

– На лекциях. Это я приболел да дома сижу.

– И как тебе, в общем и целом, женатая жизнь?

– Нормально. Можно даже сказать хорошо, – сдержанно после откровений Романа отвечает

Серёга.

Он протягивает руку и достаёт с полки чёрный пакет с фотографиями. Пакет точь-в-точь, как в

общежитии с коллекцией. И вдруг неожиданная фантазия – а что, если фотография его жены

хранится и в его пакете?! Город невелик, район у них один… Спасает здесь лишь его табу на

замужних. Хотя как он может так думать о ней? Что такое изнутри толкает его на подобные гадкие

предположения?! Вот взять бы и острым ногтём прищемить в себе эту мерзость! Пока не раскрыт

пакет, интересней загадать другое: чем же отличается девушка, ставшая женой лучшего друга, от

девушек из его коллекции?

Ах, вот она какая… Лицо её, конечно же, не знакомо. Пожалуй, она красавица: чёрные

вьющиеся волосы, тёмные глаза, носик с маленькой покатой горбинкой. Кажется, она и впрямь

какая-то особенная. Так что успокойся, пижон, для таких, как она, ты мелко плаваешь.

Серёга тоже смотрит на карточки. Лицо тлеет спокойной улыбкой. Понятно, как сильно и нежно

любит он свою жену.

– Не пойму, – говорит Роман, – она что, не русская?

– Еврейка, – отвечает Сергей, извинительно улыбнувшись. – Я, если честно, сначала даже

сомневался… Ты же знаешь, как у нас косятся на евреев, хотя и без конца долдонят об

интернационализме.

– А как её звать? Ты мне про это даже не написал…

– Элина.

– Элина? А что? Красиво.

– А тебе как они, евреи?

– Да никак. Я их, можно сказать, и не знаю. В Пылёвке их нет. На заставе тоже что-то не

встречал. Татары были, башкиры были, чеченцы были, а вот евреи – нет. Нет их и на заводе, где я

сейчас работаю. Они вообще какие-то редкие. Среди моих женщин евреек тоже не было.

Серёга вздыхает, успокоенный этой реакцией друга.

– А у нас в училище чего только о них ни болтают. Сначала меня это напрягало, а теперь я вижу

даже какое-то достоинство в том, что моя жена – еврейка. Всё-таки евреи – великий народ. За

ними культура, которая является осью всей мировой культуры…

– Да какая разница – осью или не осью, – говорит Роман. – Так и так все нации скоро

перемешаются. Меня на заставе заставили как-то лекцию по национальному вопросу подготовить,

так я столько литературы пропёр. И даже кое-какие свои выводы сделал. Замполит сказал, что

нигде такого не читал.

– И что же ты такое вывел? – удивлённо спрашивает Серёга.

– Я сказал, что если эволюционно каждая нация приспособилась лишь к какому-то

определённому климату, то теперь, когда мы можем жить где угодно, порода людей должна быть

универсальной. Так что, нам надо перемешаться хотя бы уже из-за этого. Ну, для увеличения

возможностей каждого человека… Так что, стоит ли переживать по таким пустякам, как

национальность?