красок жизни. Конечно, не всегда у него выходит это так ошеломительно и быстро, как сейчас, но

эту розовую вспышку колготок он не забудет, даже имея когда-нибудь самую прекрасную, самую

любимую жену. И сможет ли он потом быть верным, зная о возможности таких внезапных,

случайных радостей?

С этой женщиной, которую зовут Марина (кажется, Марина четвёртая – надо уточнить по

записям) он встречается потом с неделю, до возвращения её мужа с курорта.

Окончательно прощаясь после пятой встречи, они стоят в красной, так и не потерявшей

раскалённости, прихожей.

– В первый раз ты так много тараторила, – с улыбкой вспоминает Роман, – я никак не мог

дождаться окончания лекции.

– Это от растерянности, – признаётся она. – Я на самом-то деле вроде бы и не хотела ничего,

да слишком уж долго отсутствовал Коля.

– Ты часто изменяешь ему?

– Не часто, но бывает, – потупившись, сознаётся она и в этом. – Конечно, дело тут не только в

разлуках. Любовь, какая бы она ни была, всё равно слабнет и проходит. Проходит. . И ничего тут не

попишешь. А без живого в душе нельзя. Только увлечения и спасают. .

– Скажи мне, – просит он Марину, – каким ты видишь меня как женщина?

– В тебе притягательно нечто противоречивое, – подумав, отвечает она, – ты мужественный, но

очень тонкий и нежный. Ох, наверное, многим ещё бабам попортишь ты жизнь…

Спасибо ей за искренность. Можно ли считать её развратной, если, по её словам, не надёжны

сами чувства, которые нам даны? Когда чувства теряют силу, они идут на костылях принципов.

Только кто-то мирится с этими костылями, а кто-то – нет. Неужели ж и природа самой любви

такова, что срок её означен? Выходит, чувство Любы и Витьки тоже обречено? Книги по психологии

и газетные статьи ничего не проясняют на этот счёт. Возможна ли любовь неисчезающая? Как

сберечь чувство, если оно возникнет? Не хочется обретать новое разочарование – разочарование

в вечности любви. Если нет таковой, то к чему тогда всё? Хрупки, оказывается, не только

представления других – не более прочны и свои собственные.

* * *

Факт, что Серёга живёт буквально в соседнем от общежития квартале, делает, наконец, вину за

затянувшийся визит совершенно непростительным. «Всё – сегодня после работы и пойду».

52

Найти его оказывается проще простого: вот он дом, вот подъезд. Серёга живёт на пятом этаже.

Странно, что дверь с привинченной серебристой табличкой «12» обита мягким, пухлым

дерматином, а ручка на ней красивая, бронзовая, в виде львиной головы. И это дверь друга

детства? Как-то не вяжется она с ним. Соседняя – простая деревянная дверь – подошла бы

больше. Только, может быть, и Серёга уже не тот? Что ж, пора сверить их взгляды на жизнь. Хотя

свои-то лучше бы и вовсе никак не выдавать. Надо звонить, а Роман не решается. Стоя перед

чистенькой квартирой Серёги, он чувствуется себя монстром, вылезшим из болота, с которого на

площадку натекает лужа грязи.

Нет, поистине в жизни всё рядом. Оказывается, для того, чтобы встретить лучшего и

единственного друга, надо было лишь пересечь небольшой квартал, по сути, один двор с детской

песочницей, подняться по лестнице и, немного помявшись, нажать кнопку звонка.

– И куда же ты, к чёрту, запропастился?! – совершенно нормально приветствует Серёга самым

лучшим для этого случая приветствием. – Проходи давай! Я слышал, что из Пылёвки-то ты уехал

ещё летом.

– Да некогда всё было, – виновато бормочет Роман, – пока осваивался: то да сё…

Принимая друга, Сергей широко разводит руками в своей однокомнатной, переполненной

книгами квартирке, прикидывая, куда его усадить. Конечно же, Серёга тоже изменился, но не