– Раньше примаком называли того, кто приходил в семью жены и жил на всём готовеньком. Я

бы предпочёл заработать квартиру сам. А пока можно было бы и в общаге пожить. Отдельную

комнату там дадут.

Тамара Максимовна огорчённо всплёскивает руками, и, словно ища поддержки, смотрит на

мужа.

– Ах, вот оно что! – обрадовано восклицает Иван Степанович и солидарно жмёт Роману руку, –

я-то думаю, чего это он сник? Что ж, я рад за свою дочь. Кажется, она встретила настоящего

мужчину. Значит, ты говоришь, раньше так было? Что ж, разговор вполне мужской. И я объясню

тебе по-мужски. Дело тут не только в тебе и в твоих принципах. Ты же видишь, что у Ирины

имеется, можно сказать, существенный довесок, – Иван Степанович кивает в сторону внука.

– Папа, – уязвленно встревает Ирэн, – ну как ты можешь так говорить!

– Молчать! – прикрикивает вдруг Иван Степанович. – Отец знает, как надо говорить! – Он

смотрит сначала на одну, а потом на всякий случай и на другую женщину, и они опускают свои

синие глаза. – Так вот, – продолжает он, – мы как родители хотим, чтобы всё у вас было хорошо. И

именно поэтому, уважая твоё мужское самолюбие, предлагаем за дочерью ещё и квартиру. И ты

должен это принять.

– Ничего себе! – снова вмешивается Голубика, но с нотками сдерживаемой радости. – Прямо

домострой какой-то.

– А ты как хотела?! – снова повышает голос взволнованный Иван Степанович. – И нечего отцу

перечить!

Роман теряется вконец. Сказать ему больше нечего, и получается, что он согласен по всем

статьям.

Когда после длинного чаёвничания с такими разговорами и фантастическими решениями Роман

собирается уходить, Тамара Максимовна придерживает его в прихожей.

– Так ты, может быть, и переночуешь у нас? А то, гляди, снова на нелегальное положение

перейдёшь…

– Да нет, мне нужно сегодня обязательно в общежитии быть, – теперь уже легко обманывает

Роман, – мастер наказывал ребятам кое-что передать…

– Я провожу, – говорит Голубика, вытесняя мать из прихожей.

Она накидывает пальто и выходит с Романом в подъезд. Уже оказавшись за дверью, они стоят и

смотрят в глаза друг другу.

– Ну, ни фига себе! – только и произносит Роман. – Что это было такое?

– Я видела, как ты боялся, – отвечает она, – только шутки тут нет. Для меня всё это тоже было

шоком, но я сказала себе: «Не бойся и хотя бы раз в жизни прими решение сразу. Иногда именно

так и надо поступать». И приняла. Вот.

Она стоит, покорно опустив свой синий взгляд. И Роман чувствует, как по всему его телу бегут

мурашки.

– Ты придёшь? – спрашивает она.

– Приду.

– Тогда ступай. Поздно уже. Все остальные вопросы – потом. А с другой стороны, подумай. Ты

можешь просто не прийти, и всё.

Из подъезда Роман вылетает, как на крыльях. Вот это да! Ждал чуда?! Вот и дождался! Пусть ни

у кого в жизни такого не бывает, а в твоей – всё возможно. И ты в это поверь! В голове всё

постепенно приходит в порядок. Судьба, свершившая своё дело, откатывается волной, оседает и

превращается в обыденный жизненный наст. Однако, куда свернёшь теперь с того пути, который

она задала? Никогда раньше Роман не задумывался над тем, что ведь, по сути-то, приход всякого

большого чувства – это и есть прилив Судьбы: первый, последний или очередной – уж как кому

повезёт.

79

Постояв немного в раздумьях, он возвращается в подъезд, чтобы запомнить номер квартиры. А

потом на остановке, где они с Голубикой два с половиной часа назад очутились с какой-то нелепой

трубкой, замедляется снова. А ведь тут как будто есть ещё одно фантастическое совпадение.

Когда-то, расставшись с Ирэн на остановке, они на остановке и встретились. Только одна