Столь сильное негодование не кажется неестественным для того, кто гордится неукоснительным соблюдением религиозной морали, но самым низким было вот что. Остальные члены семьи, даже старшие сестры, продолжали посещать дом своего богатого родственника, как будто его грех не был в сотню раз более тяжким, чем грех несчастной девицы, чей проступок так упорно осуждали и не очень пытались скрыть. Склонные к предрассудкам сельские жители до сих пор считают потомков этой семьи проклятыми. Если они не терпят краха в делах, их подводит здоровье.
Вот это и был единственный дом, который посещали маленькие Бронте, но и эти визиты вскоре прекратились.
Однако дети не жаждали общества. Они не имели привычки к веселым детским развлечениям и нуждались лишь друг в друге. Вряд ли на свете когда-либо жила более сплоченная семья. Мария читала газеты и сообщала о прочитанном младшим сестрам, которые, как это ни странно, проявляли к этому интерес. Но подозреваю, что у них и не было детских книг и что их пытливые умы, по словам Чарльза Лэма[33], «беспрепятственно паслись на животворных пастбищах английской литературы». Слуги были весьма впечатлены необыкновенной смекалкой маленьких Бронте: «Служанки часто повторяли, что им никогда не приводилось видеть столь смышленого ребенка» (как Шарлотта) и что «им приходилось отдавать себе отчет во всем, что они говорили или делали в ее присутствии. И все же она всегда прекрасно уживалась со слугами».
Эти служанки все еще живы, сейчас они пожилые женщины и живут в Брэдфорде. Они с преданностью и теплотой вспоминают о Шарлотте, говоря о ее неизменной доброте, которую она проявляла «с тех самых пор, когда была еще ребенком!»; однажды она не могла успокоиться, пока ее старая и более не нужная колыбель не была отправлена из пасторского дома в хижину, где жили родители одной из служанок, чтобы послужить там ее новорожденной сестренке. Они рассказывают о целом ряде деяний Шарлотты Бронте, совершенных с раннего детства до последних недель ее жизни и свидетельствующих о ее доброте и участии. И хотя она покинула их дом много лет назад, одна из бывших служанок направилась из Брэдфорда в Хауорт, чтобы выразить мистеру Бронте свои искренние соболезнования в связи со смертью его последнего ребенка. Может, и немногие относились к семейству Бронте с симпатией, но те, кто их любил, сохранял это чувство надолго.
Возвращаюсь к письму отца. Он пишет:
«Еще будучи совсем детьми, как только Шарлотта и ее брат и сестры научились читать и писать, они стали придумывать и инсценировать собственные пьески, в которых герцог Веллингтонский[34], любимый герой моей дочери Шарлотты, неизменно оказывался победителем. Нередко между ними возникал спор, касающийся относительных достоинств Бонапарта, Ганнибала и Цезаря. Страсти накалялись, и, поскольку их матери уже не было в живых, мне иногда приходилось выступать в качестве арбитра и разрешать спор по своему разумению. Участвуя в подобных разбирательствах, я часто думал, что обнаруживал в них признаки зреющих талантов, которых мне никогда ранее не приходилось наблюдать в детях их возраста. …Мне вспоминается одно обстоятельство, о котором стоит упомянуть. Когда мои дети были еще маленькие, старшей, как помнится, было около десяти, а младшей около четырех, я подумал, что они знают больше, чем мне до сих пор удалось обнаружить. Чтобы заставить их говорить с большей раскованностью, я решил предоставить им какое-то прикрытие. У меня в доме нашлась маска, и я сказал им, чтобы они надели ее и смело высказывались.
Я начал с самой маленькой (Энн, впоследствии Эктон Белл), спросив ее, что больше всего хочется получить такому ребенку, как она; она ответила: «Возраст и опыт». Я спросил следующую (Эмили, позднее Эллис Белл), как мне лучше всего поступить с ее братом Бренуэллом, который иногда плохо себя ведет; она ответила: «Постарайся урезонить его, а если он не внемлет твоим словам, высеки его». Я спросил Бренуэлла, как лучше всего познать разницу между мужским и женским умом; он ответил: «Путем осознания различий в строении их тел». Потом я спросил Шарлотту, какая книга самая лучшая на свете; она ответила: «Библия». А вторая лучшая? Она ответила: «Книга природы». Тогда я задал следующей дочери вопрос о том, что является лучшим видом образования для женщины; она ответила: «То образование, которое научит ее хорошо вести домашнее хозяйство». В конце концов, я спросил самую старшую, как лучше всего проводить время; она ответила: «В предвкушении вечного блаженства». Возможно, я не процитировал их слова буквально, но близко к оригиналу, ведь они надолго оставили глубокий след в моей памяти. Суть, однако, была именно такой, как я описал».