Фото конца 1953 года. Выпускной седьмой класс. В последнем ряду первый справа – автор этих строк. В первом ряду в центре с сыном Колей – Зикеев П. П.

В 1951 году после окончания 4 класса было, на моё счастье, принято решение образовать в Комаровке семилетнию школу с условием, что к нам должны направляться с 5 по 7 класс все ученики из Кенащей, Пышного и Пятилетки. Директором семилетки стал Пётр Павлович Зикеев, предобрейшей души человек и замечательный педагог, он очень интересно вёл уроки по истории, мог по-отечески погладить по голове, чего нам многим не хватало, или строго и по-командирски сделать справедливое внушение. Ещё он был заядлый охотник. Его отец Павел Зикеев являлся первым в районе (тогда в волости) председателем ЧК и пострадал из-за своей доброты. В 1921 и 1922 годах в наших краях произошло крупное казачье восстание против Советской власти, которое было подавлено красноармейцами. Как мне рассказывали аиртавичи, когда я там агрономил, Павел Зикеев арестовал в Аиртаве большую группу казаков и стал их конвоировать в Кокчетав на военно-полевой суд. Арестованные представляли себе, чем может закончиться для них решение такого суда. По дороге на Челкар, среди сопок в бору, большинство казаков стали убеждать Павла Зикеева, что они якобы не участвовали в восстании, а тех, кто участвовал, они сами готовы здесь же на месте расстрелять, с условием, что он остальных отпустит домой. На свою беду он согласился с таким условием. Потом его же судили за этот самосуд.

За годы военного лихолетья многие ученики не могли ходить в школу, поэтому большинство моих одноклассников были гораздо старше меня. К примеру, Николай Приходченко на семь, Виктор Пфляум из Пятилетки на шесть лет. Так что было от кого нам, малым, получать на переменах пинки и подзатыльники.

Рядом со школой стояли стены разорённой в 30-е годы церкви, в которой мы, школьники, часто на большой перемене устраивали беготню друг за другом. Мой дед в своё время был на общественных началах церковным старостой и во время её разорения сберёг крест с одного из малых куполов, который бережно хранил дома, надеясь на возврат времени, когда в селе всё-таки вновь появится церковь, и собирался вернуть сохранённый крест. Впоследствии он понял, что при его жизни это не произойдёт, и завещал поставить этот крест после смерти на его могилу. Надо полагать, что это теперь единственная сохранившаяся до сего времени дореволюционная вещь в нашем селе.

Конечно же, печально, что с тех лет и до настоящего времени в Комаровке не было построено ни одного красивого и богатого дома, как в старину.

В восточной части села, на выгоне, стояли ещё работающие две ветряные мельницы. Нас, детей, они всегда завораживали своим вращением и шумом огромных крыльев на ветру, и для многих было гордостью, если мельник разрешал помогать ему толкать длинное бревно при изменении направления ветра, чтобы повернуть всю мельницу, которая крепилась на могучем центральном валу. Толстое дерево для него привозили из дальних макинских лесов. Интересно было изучать в ней внутренние вращающиеся механизмы, изготовленные только из дерева. Мне приходилось несколько раз там дежурить в очереди для помола своей пшеницы.

С удивлением вспоминаю, как много было в те времена воды в сельских водоёмах. К примеру, в озере Серкуль можно было тогда не только людям купаться, но и вплавь верхом купать лошадей. На его плёсах между камышами водилось множество водоплавающей дичи, где заядлые охотники за день настреливали до 25 уток.

И ещё, проходя летом мимо усадьбы деда Херсунова, мы подолгу любовались его ягодником: малиной, смородиной, крыжовником, земляникой и их обильным урожаем. К сожалению, это был единственный сад на всё село, но он придал мне ещё большую решимость стать в жизни агрономом.