Но нашей собачке Жулику, к сожалению, после этого осталось недолго жить. Погубил его уже не волк, а другая собака. Один житель Кенащи имел огромного охотничьей породы волкодава, который якобы даже сам без хозяина убегал на охоту на лис и волков. Добычу домой он приносил на спине. Так вот, однажды этот кенащинский пёс на моих глазах трусцой бежал по нашей улице. Наш Жулик встретил его и стал, гавкая, преследовать. Пришелец несколько раз останавливался, рыча на моего малыша, но Жулик продолжал за ним бежать, стараясь укусить его за длинный хвост. И вот, в один момент волкодав схватил за шею мою собачку и бросил её через свою спину, продолжая потом не спеша бежать дальше по улице. Когда я подошёл к своему другу, он с разорванным горлом и в смертельных конвульсиях лежал на земле. Несколько позже я завёл щенка такой же небольшой породы и масти, назвал его опять же Жуликом, и он пережил в дедовском доме нескольких хозяев.

Моя первая в жизни сельская работа заключалась в сборе картошки, выкопанной сестрой штыковой лопатой. Мы с братом так старались наперегонки собирать клубни, что сестра не успевала выкапывать и всё приговаривала, что с такими братьями не пропадёт в жизни. Наверное, уже на следующий год мне поручали приводить домой телёнка, которого рано утром старшие на длинной верёвке отводили пасти на траву и привязывали к колу. Однажды со мной произошёл ужасный случай, когда я отвязал верёвку с кола, и чтобы уже большенький телёнок не вырвал её с моих рук, что он раньше несколько раз проделывал, я обвязал себя на животе и концом завязал на двойной простой узел. Получилась, конечно же, настоящая петля-удавка. Телёнок, наконец-то, почувствовал свободу и со всем своим телячьим восторгом рванулся бежать во всю свою прыть. Я же не смог удержаться на ногах, и он начал меня волочить по земле, затягивая всё сильнее на груди удавку. Хорошо, что недалеко находилась наша соседка Евдокия Поликанова, которая потом многим рассказывала, как увидела, что телёнок что-то тащит на верёвке, и, присмотревшись, обнаружила ребёнка. Якобы ей было непросто догнать его и освободить меня от удавки, в которой я уже был без сознания. Можно сказать, что эта добрая женщина спасла мою горемычную жизнь.

Некоторые воспоминания нынче вызывают улыбку и даже смех, но в детстве было довольно-таки обидно за некоторые слова про меня. Был случай, когда в Комаровке заработала новая мельница от двигателя внутреннего сгорания на нефти. В селе среди взрослых было много разговоров про эту новость. Поэтому мы с уличными ребятами побежали посмотреть на эту чудную мельницу. Во время этого осмотра один мужчина, показывая на меня рукой, спросил у другого рабочего: «Чей это пацан?» и тот ответил: «Да это беспризорник Никиты Зюзина». Мне стало так обидно за эти слова, что всю дорогу домой плакал. Дома же сквозь слёзы рассказал сестре Татьяне, что меня какой-то дядя обозвал беспризорником, но она, успокаивая меня, стала объяснять, что беспризорник вовсе не обидное слово, а обозначает сироту. Но и сирота для меня также было обидным словом.

Кроме того, из-за моей смуглости и сильного летнего загара, да ещё большой шустрости прилепили мне уличное прозвище Вася-бесёнок. Когда я уже стал школьником, меня частенько и в глаза, и за спиной продолжали дразнить бесом. Особенно до ярости доводило, когда назло мне читали стихи Пушкина:

«Бедный бес
Под кобылу подлез,
Понатужился,
Понапружился…»

По отцовской линии у нас имелась многочисленная родня. Мой отец в семье был младший. Самый старший – дядя Николай с женой Еленой Никитичной, у которых в живых были дети: Мария с 1925 года, Анна с 1928, Валентина с 1934 и Александр с 1936 года. Мне помнится ещё их сын, тоже Вася, который, по рассказам старших, был не только мой тёзка, но и родились мы с ним в один день, он утром, а я в обед, и роженицам якобы приготовили баню сразу на двоих. Но мой кузен-тёзка, к сожалению, умер на четвёртом году жизни. Дальше по старшинству была тётя Степанида с сыном Николаем с 1929 года. А вот тётю Марфу я первый раз увидел, когда уже учился в шестом классе, после её приезда с мужем Михаилом Федотовичем Ситниковым в отпуск из Самарканда. Они вручили мне незабываемый гостинец: в маленьком мешочке было килограмма два очень вкусного кишмиша. Тётя была в Комаровке первый раз замужем за Александром Крутовым, который в конце 20-годов, работая мельником на ветряной мельнице, простудился и в молодом возрасте умер. У них были две дочери, старшая – Матрёна с 1926 года и младшая – Валентина с 1928 года. После смерти мужа в голодные 1931—1933 годы тётя с дочерьми уехала в Среднию Азию и там второй раз вышла замуж за Ситникова, и от него родила Аллу, мою ровесницу. Если у меня хватит времени и терпения, то я позже напишу наше генеалогическое древо с указанием моих многочисленных племянников.