Между комаровскими улицами находилось большое пространство, на котором кроме выгона нередко располагались ивовые и берёзовые пролески с кочковатыми болотами. С западной стороны села, близко к огородам, подходили берёзово-осиновые леса, где водилась разная дичь. На больших кустарниках и деревьях гнездились многочисленные сороки и вороны, в некоторых прошлогодних вороньих гнёздах встречались, к нашему удивлению, даже утиные яйца. На болотных кочках было большой удачей найти гнёзда диких уток. Старшие поощряли нас, когда мы добывали и приносили домой разнообразные яйца дичи.

Наверное, всем детям присуще с самого малого возраста познать высоту, стремясь залезть на дерево, как я потом наблюдал уже и за своими детьми. Но у нас в голодные годы это ещё было стимулом заиметь дополнительные продукты. Теперь бы меня никакой силой не заставить съесть сырое яйцо сороки или вороны, а в то военное детство, как только долезешь по дереву до гнезда, тут же начинаешь там наверху разбивать и есть птичьи яйца, кроме совиных, которые противно пахли мышами. На пасху мы любили ходить колядовать по домам и часто в некоторых семьях вместо кренделей или пирожков нам давали варёные яйца от диких птиц.

Слушая пение певчих птиц, я заодно выслеживал гнёзда таких малых пташек, как воробей, соловей, жаворонок, разных видов трясогузок и других. Впоследствии я услышал про себя разговоры на весь наш край села, что у меня, видите ли, имеется коллекция яиц всех видов птиц, обитающих на территории Комаровки. Как всегда слухи бывают преувеличенными, так было и со мной. Но всё-таки штук 6—7 яиц в наборе у меня насчитывалось.

Наш сосед Малыхин дружил с моим дедом и периодически приходил к нам в гости. Он часто брал меня на колени и учил молитвам. Я их быстро запоминал и, когда ему повторял, он мне за каждую молитву давал рубль. Но однажды я соблазнился сладкой репой, росшей на соседских грядках, как-то я тайком залез в их огород и только вырвал первую репу, как Малыхин схватил меня за ухо и повел к деду. После этого случая прекратились мои уроки с молитвами.

Для людей, особенно для детей, характерно стремление узнать, что находится за первым лесом, бугром, болотом и так далее. Вот и меня это очень сильно интриговало. Ближайший от нашего дома был Черепанов лес. Даже сбегать в него одному одолевал страх, так как по частым разговорам старших, за годы войны в лесах развелось много волков, которые каждый вечер или ночью действительно задирали в селе собак, овец, телят, жеребят или даже коров. Да ещё почти каждую ночь слышался за околицей села жутковатый вой сразу нескольких волков, от которого мы, дети, от страха прятались подальше под одеяла и затыкали уши. Вот и наша корова как-то поздно вечером примчалась домой со смертельным рёвом и с выеденным волками боком. Деду тут же пришлось её прирезать и, боясь заразиться бешенством, он на коне волоком отвёз тушу на скотомогильник, опять же на радость волкам.

Всё-таки преодолевая боязнь, мы с братом вначале обследовали соседний лес и посетили все гнёзда на деревьях, а затем уходили несколько дальше, доходя до Белоглинки или до Поликановой картяжки. На следующие годы я уже один, но только с нашей собакой, далеко обходя волчьи норы, облазил сосновый лес и доходил до Качилова болота. Однажды я пошёл за бугор по Лавровской дороге, вдруг моя собачка, по кличке Жулик, стала, повизгивая, настойчиво лезть между моих ног, не давая мне шагать. Удивляясь такому поведению Жулика, я обратил внимание на то, как прижав уши и хвост под себя, он смотрит в сторону соснового леса. Когда я глянул в том же направлении, то увидел, что на нас бежит во всю прыть серый волк. Не успел я испугаться, как волк, обнаружив нас, резко остановился, повернул влево и помчался в Котово болото. Через несколько минут двое охотников вышли из соснового леса от волчьих нор и стали смотреть вслед убегающему волку. После этого у меня пропало желание идти дальше, и я вернулся домой.