По пути из ЗАГСа Василий и Серафима зашли на почту. Людмила упаковывала посылку. «Мы к тебе, Людмила», – обратился к ней Василий. Людмила насторожилась. Василий положил перед ней свидетельство о браке. Читать она не стала, догадалась, с чем они пришли

– Что на это скажешь? Или по-прежнему мы мошенники и обманщики? Кстати, не мешало бы извиниться перед Серафимой за то, каким словом ты ее назвала.

– Каким словом я ее назвала?

– Не помнишь? Напоминать не буду. Извиняться, как я понял, ты не привыкла. Сима, тебе нужно ее извинение?

– Зачем оно мне?

– Действительно, зачем оно нам?

Этот визит к Людмиле был необходим им, чтобы опровергнуть сплетни Людмилы о них. Ясно же, что она оговорила, очернила их, насочиняла черт знает что. А некоторые доверчивые могли и поверить, посочувствовать, тем более что ее действительно беспардонно выставили за дверь. Надо было смыть черное кляузное пятно. Когда молодые вышли, Людмила села на свое рабочее место, обхватила голову руками и заплакала. Женщины-сотрудницы не стали ни упрекать ее, ни сочувствовать ей. Если плачет – значит, что-то поняла. Вскоре Людмила уехала на родину.

Серафима с Василием надумали навестить девчат в бараке. Жизнь там понемногу налаживалась. На кухне в кране горячая вода. В уголке умывальни – душевая кабина. В комнате девчат ничего не изменилось. Разве что отрывной календарь на стене, на столе две книги, подушки на всех кроватях. Подушка с петухом перекочевала на другую кровать. На кухне по-прежнему чайник, кружки, ложки в стакане, да еще появился нож. Полочки застелены газетами. Василий в прихожей прибил вешалку, над окном – гардину, которую они принесли из дома. Маргарита повесила шторы – во все окно (дверные, голубые, с синими васильками), потому что девочки не знали, как их повесить. По такому случаю Сима испекла капустный пирог. Тетя Клава положила в ее сумку жареную камбалу. Подумав, добавила баночку яблочного варенья: «Сладенького-то небось девкам хочется». Сима представила, как все это она выложит на голый стол, подумала и сняла клеенку с конторки, из-под швейной машинки – она тут не обязательна. Взяла и эмалированную тарелку, чтобы было, на что положить рыбу. Догадалась по дороге купить хлеба. «Празднуйте, девчата», – пожелал им хорошего вечера Василий. От предложения принять участие в ужине отказался. Сима задержалась у подруг. Ее удивило то, что девчата были рады не столько вкусной еде, вешалке в прихожей, сколько шторам. Их можно понять: зашторь окно, закрой на крючок двери, и ты в полной безопасности. Как у себя дома. В них все еще, с тех пор, как они покинули родной дом, жил страх перед будущим. Чувство незащищенности, неизвестности до сих пор не покинуло их. « Мой дом – моя крепость» – гласит пословица. Такой крепости пока у них не было. Даже барак – это еще не крепость.

На ночь дверь со стороны хозяйственного двора закрывала тетя Паша. Она и ее старушка мать, эвакуированные с Украины, занимали крайнюю комнату у входа. С другого конца барака комната Маргариты. Эту дверь на ночь закрывала она. Казалось бы, чего бояться. А им все еще было боязно. Пугал сам барак, если приходилось ночью идти в туалет по его длинному слабо освещенному коридору. Однажды одна из девочек вскрикнула среди ночи, разбудив подружек. Все всполошились:

– Что с тобой? Что случилось?

– Рожа. В окне я видела рожу.

Ее успокаивали, убеждали, что это ей показалось. Беспокойство, однако, поселилось в каждой из них. На всякий случай прикрыли нижнюю часть окна газетой. Теперь же можно было спать спокойно. Окно от чужих глаз надежно закрыто шторой. А как легко, одним движением руки шторы двигались туда-сюда. Хочешь света – раздвинь шторы, не хочешь – задвинь обратно. Красота! Даже о мечте переселиться поскорее в Юнгородок на время забыли.