Поставив на стол глиняный кувшин с парным молоком, сковороду с жаренными яйцами и все еще шкворчащим в ней салом, а также нарезанный домашний хлеб и плошку с медом, Маша пригласила меня завтракать. Для трапезы меня дважды звать не нужно, и я с удовольствием начал уплетать все, что тут было. Вот что хочу сказать, теперь мне ясно, почему в деревнях всегда были самые сильные и крепкие мужчины. С утра до вечера вкалывают, а едят очень вкусно, правильно и много, свое молоко, свое мясо, никаких тебе ГМО и прочей химии, не еда, а сказка, вот и здоровье от этого прибавляется, и силушка крепчает. Маша не сводила с меня взгляда и без особого аппетита ковырялась вилкой в своей тарелке.

Пока я уплетал завтрак, к дому верхом на лошади подъехал Герасим и остановился у ворот.

– Вот он явился, не запылился. – фыркнула Маша.

– Ну вот чего ты такая сварливая с утра? – спросил я у нее, залпом допив молоко прямо из кувшина.

– Извини, что-то нервничаю я оттого, что ты сегодня уезжаешь неизвестно куда и неизвестно на сколько! – оправдалась девушка.

– Не переживай ты так, глядишь, через месяц-полтора дома уже буду. А на Геру не злись ты так, он тебе ничего плохого-то не сделал. Он вообще-то мой напарник, и спину прикроет, и выручит, чем нужно.

– Да знаю я, просто он непутевый, как бы в беду тебя не втянул.

– Нормальный он, в бою ни разу не подвел, он смышленый, просто немного плохо воспитан. Где тут станешь интеллигентом, когда вокруг тебя с самого детства солдаты находятся, те либо пьют, либо дерутся или баб щупают. Никто ему не объяснял, что хорошо, а что плохо. Вот и выросло из него то, что выросло. – пояснил я, – Ладно, милая, пора мне в дорогу собираться, время идет, раньше уеду, раньше вернусь. – добавил я, встав из-за стола и поблагодарив Машу за завтрак, чмокнул ее в щеку и отправился в прихожую надевать берцы.

Выйдя на улицу, я набрал полную грудью свежего весеннего воздуха и, потянувшись, расставив руки в стороны, выдохнул. Акелла, увидев меня, тут же откинул кость, которую грыз, в сторону и сразу же подбежал ко мне, начав бегать вокруг и облизывать мои руки.

– Ах ты ж мой шерстяной волчара! – радостно воскликнул я и начал тискать его, отчего по сторонам тут же полетели клочки его зимнего подшерстка.

Черника, увидев, что я вышел в форме, уже поняла, что мы куда-то поедем, и сама вышла из конюшни, встав около сарая, где хранилось седло.

– Привет, моя девочка, ну что, сегодня нас ждет дальняя дорога. – обратился я к Чернике, погладив ее, и дал ей кусочек рафинада, прислонив раскрытую ладонь к ее бархатному носу, – Гер, ну ты чего там замер, давай заходи. – махнул я рукой Бегунку.

– Ага, счас! Пока твой шерстяной там крутится и не сидит на цепи, ноги моей в твоем дворе больше не будет! Я бы вообще предпочел держаться от него подальше! – фыркнул парень, слезая с лошади и размещаясь на деревянной скамейке, что стояла у забора.

– Как хочешь, тогда жди, я быстро. – ответил я и принялся снаряжать Чернику.

Пока я снаряжал лошадку и Акеллу, на крыльцо молча вышла Мария и, стоя в дверях, со слезами на глазах наблюдала за мной. Я заметил ее лишь тогда, когда накинул на себя всю необходимую снарягу и оружие.

– Маш, ну ты чего опять разревелась? – спросил я, и так понимая, в чем причина ее слез.

– Не обращай внимания, это я так, я стараюсь держаться, но они сами так и льются. – всхлипывая, ответила Маша, вытирая платком слезы, но разревелась еще сильнее.

Прижав к себе девушку, я немного постоял с ней, не говоря ни единого слова, и вроде помогло, Маша немного успокоилась.

– Глазом моргнуть не успеешь, я уже дома окажусь. А теперь мне пора, долгие проводы – лишние слезы. – прошептал я ей на ушко и, поцеловав в губы, пошел открывать ворота.