На корабль я вернулся вовремя. Доложил Командиру, что встретил невесту. Он посмотрел мне в глаза и понял, что я говорю правду. О деталях он не спросил.

До праздника 7-го ноября оставалось менее 2-х месяцев и я активизировал подготовку праздничного концерта моих «артистов» Выступление мы с Замполитом наметили прямо на 7-ое число. Никуда мы не плавали, т.к. пришел приказ готовиться к переходу в Италию для капитального ремонта корабля. В течение месяца весь экипаж переодевали в форму гражданских моряков и оформляли соответствующие документы. Мы с штурманом подбирали пакет навигационных карт, изучали лоцию маршрута. Самым сложным отрезком пути был район Бискайского залива с его штормовым характером. Я со своей командой к тому же составляли подробную схему соединений всей навигационной аппаратуры, расположенной в различных местах корабля – на время ремонта она должна быть демонтирована, а потом, когда надо будет собирать, без этой схемы концов не найдешь.

И вот, 4-го ноября прошла генеральная репетиция. Командир и Замполит одобрили, сделав некоторые замечания и советы. Я попросился на сутки в увольнение к своей «невесте». И меня отпустили. Корабль стоял у причала Росты.

Мой друг и коллега Сергей Щеглов и сигнальщик, тоже друг, Власов, которым я рассказал, что у моей «невесты» есть еще две подружки, упросили меня взять их с собой. Я согласился, и мы поехали в гости втроем.

До Мурманска добрались примерно в 14 часов, закупили водки, закуски, девчатам вина, конфет. Стучимся. Долго не открывают, за дверью слышим шум, хохот. Наконец дверь открылась……и я вижу нечто для меня невообразимое: в задымленной атмосфере вокруг полного яств стола сидят веселые Валя и её подружки в компании уже хороших четырех матросов. По их неприветливым лицам и молчанию (немая сцена!), я понял, что мы незваные гости, и мешаем им отдыхать. Из–за стола выскочила Валя, начала что-то говорить, но я её уже не слышал, т.к. это был удар под дых, после которого следовало скорее уходить. Втроем мы с ними не справились бы. А помощи, или каких-либо действий на пресечение этой пьяной вакханалии, она не попросила. Я был морально угнетен.

Ребята меня чуть не загрызли! И пошли мы на квартиру одного моего знакомого еще по Полярному офицера. Не пропадать же добру, которого мы накупили. Встретили нас хорошо. Было весело, пришли соседи, принесли еще водки, и не простой, а «Старки». Пил я много, очень много, думаю, не менее двух бутылок, из них одна была «Старка». Но соображал, что перебираю. И в 22 часа мы распрощались с хозяевами, чтобы не опоздать на корабль, до которого около 7-ми км. Транспорт уже не ходил, и надо было торопиться идти пешком.

Хорошо помню, как мы вышли на улицу. Далее, по рассказам моих попутчиков, я вырубился совсем и не мог даже идти. Некоторое время они меня тащили, а когда поняли, что опаздывают, и не смогут дотащить, (70кг), оставили меня сидеть на первой попавшейся лавочке – они знали, что я уволен на сутки и до утра я просплюсь – простудиться в таком виде невозможно. Они, спьяну, забыли, что у меня завтра на корабле должен быть концерт, и если меня не будет, он не состоится. А это скандал и позор и, вообще, конец света для меня, секретаря бюро ВЛКСМ корабля! Повисало и увольнение в запас!

Уже на корабле, реконструируя по отдельным кадрам-вспышкам памяти события, я восстановил весь процесс. Главное было то, что отключилось сознание! И в отключении сознания виновата была «Старка». Я тихо и мирно сидел, а может быть лежал. (Наверно, спал). Подошли патрули, попытались меня арестовать. Я начал с ними драться и отбиваться, сняв ремень и намотав его на правый кулак. Вырвался, прыгнул в середину глубокой лужи, («Кадр!»), чтобы они не смогли ко мне подойти. Но они меня все же достали из лужи и скрутили веревками за запястья, («Кадр!»). (Следы от веревок зажили только через пару недель). Связанного, меня бросили в кузов грузовика. И я шмякнулся на что-то мягкое. («Кадр!»). Наверно, я был там не первый. Дальше уже не кадры, а почти ясное сознание.