– Да, – трезво рассудила она. – Любовь к Хальву была у неё первой. А первая любовь – это, что-то наподобие ветряной оспы – болеют в детстве, однако шрамы остаются на всю жизнь. У неё этих шрамов не было. Должно быть, правило ветрянки в её случае действовало безукоризненно: «Чем раньше переболеешь – тем меньше шрамы». Или же лекарь попался правильный и его чудо-концентрированная зелёнка сделала своё дело, не оставив следов. По крайней мере, она чувствовала, что любовь к Хальву не оставила – ни на её теле, ни на её сердце – ни каких последствий. Хальв был хорош, иначе бы она не полюбила его. Но в нём не было – того решительного – «НЕТ», каким обладал Ауст. Хальв был ведомый, нежели этот загорелый и ладно слаженный корабел с харизмой явного северянина.

Бедность княжеского двора понудила Ирвинга Старшего породниться с богатым бондом Филиппом. Не в состоянии противиться отцу Хальв женился на старой деве. Сразу же после свадьбы, он отбыл со своею женою в отведённый отцом удел, негодуя на свою слабость. Отведённый отцом удел оказался заброшенной заимкой в горах. Да и, сам отъезд, больше, напоминал бегство. Бегство от всех и от самого себя. В первую очередь Хальв Ирвинг бежал от стыда своего неудачного супружества. Не такой он представлял свою семейную жизнь. Прозябая в лесной глуши, среди бочонков браги и пива, он время от времени думал об Идэн. Рассуждал: «Как бы у них было всё хорошо?!» Он любил её и продолжал любить, но, ни разу не подумал о причинённой ей боли.

– Да! – рассудила Форсет. – Хальв это не Ауст?!!

Внимание Ауста размягчило сердце Идэн, согрело и дало ей уверенность, как она считала, на всю оставшуюся жизнь.

– Любит! – говорило ей сердце, и Идэн была с этим полностью согласна. Луна и Солнце продолжали занимать, своё место на небосводе. Небесное противостояние двух светил, музыка Ауста и пение множества крошечных птичек превратили окружающий мир в волшебный сад.

– Алтарь любви, – подумала она. Ей казалось, что – это всё для неё и в её честь. В траве, множество цикад и кузнечиков, приветствовали Форсет своим стрекотанием. Где-то, в глубине чащи неустанно куковала кукушка.

– Кукушка!!! Кукушка!!! Сколько мне жить?? – прокричала девушка.

Наполненная радостным порывом, юная особа принялась загибать пальцы, попеременно меняя руки. Когда, подошёл очередной черёд – смены руки, Форсет задумалась: « Какую руку подставить для дальнейшего учёта своих долгих летоисчислений?»

Задумалась и кукушка.

– Пятнадцать?.. – переспросила Идэн, не то себя, не то кукушку, но ответа не последовало.

– Должно быть, её согнали… и, кукушка перелетела на другое место, чтобы продолжить добавлять мне годы, – успокоила она себя.

Но, неприятное состояние страха уже вселялось в неё. С каждой секундой тревога нарастала, все больше и больше. Ей захотелось вниз, к Аусту. Чтобы он успокоил её и вселил в неё, хоть какую-то часть своей могучей уверенности.

Идэн стала останавливать качели.

Ауст, видя, что движения замедляются, перестал играть и стал приближаться к ней. Всё ближе и ближе. По мере того, как уменьшалась, раз от раза, амплитуда качания уменьшалось и расстояние между ними. Она почувствовала, его приближение. Сердце не успокаивалось, а продолжало тревожно биться внутри. Словно загнанный в колесе бельчонок. Она в растерянности отпустила канат и полетела вниз. Её волнение передалось Аусту. Он, еле успел подхватить девушку у самой земли.

– Как, ты, меня напугала, – в сердцах выпалил «Мореход» и понёс девушку на руках. Он нёс её легко и непринуждённо, что ей показалось – это эльфы несут её на нежных крыльях. Ей хотелось смеяться от счастья. Безудержно, радостно и от всей души. Она, тут же, забыла про кукушкино гадание. И, даже, переборов стеснение, не стала вырываться из его объятий. Хотя сердце продолжал биться, по-заячьи колотясь о стенки её души. А наоборот, Форсет прижалась к нему ещё крепче. Сама не осознавая почему – ради подстраховки, чтобы не упасть или ради удовольствия?!!