Я знал кому принадлежит эта машина. Ее кузов насквозь проржавел и рессоры ослабели настолько, что грохот и дребезжание, которое она производила, увлекали всех окрестных собак за ней в погоню, сопровождаемую веселым заливистым лаем. Рибель тоже поторопился несколько раз гавкнуть, но я приказал ему замолчать. В кузове пикапа была укреплена металлическая рама, на которой висели разнообразные металлические инструменты, имеющие самый что ни на есть антикварный и бесполезный вид и издающие звон не хуже сиротского колокольчика. На водительской дверце было не слишком ровно намалевано по трафарету: «Починка Лайтфута».

Грузовичок остановился прямо напротив нашего дома. Звон и дребезжание привлекли внимание моей мамы и она тоже выглянула на крыльцо. Отца в тот момент дома не было, он должен был вернуться через час-другой. Дверца пикапа отворилась и длинный костлявый негр в пыльном комбинезоне выбрался наружу, настолько замедленно, что казалось все его движения причиняют ему боль. Голова негра была покрыта серой кепкой, а кожа припорошена пылью. Мистер Маркус Лайтфут медленно направился к нашему крыльцу и глядя на него я проникся полной уверенностью в том, что даже раздайся позади него топот копыт бешенного быка, он не ускорил бы шаг.

– Доброе утро, мистер Лайтфут, – приветствовала негра мама, так и не успевшая снять передник. Она явилась с кухни и сейчас вытирала руки бумажным полотенцем. – Как поживаете?

Мистер Лайтфут улыбнулся. Его маленькие квадратные зубы были очень белыми, а седые волосы выбивались из-под кепи. И он заговорил, голосом медленным, как струйка воды, текущая из прохудившейся трубы:

– Доброе утро, миссис Мэкинсон. Привет, Кори, как дела?

То, что мы услышали, было для Маркуса Лайтфута целой речью, красноречивым спичем или как там это называют. Вот уже тридцать лет он был монтером в Зефире и Братоне, приняв эстафету этой профессии от своего отца. Мистер Лайтфут развил унаследованные от отца способности и несмотря на то, что был не слишком скор на язык, мог исправить и починить все, за что брался, вне зависимости от того какой сложности стояла перед ним проблема.

– Ясный сегодня, – сказал он и замолк, глядя в голубое небо. Секунды медленно и мучительно утекали. Рибель гавкнул и я зажал рукой его морду.

– День, – наконец решился мистер Лайтфут.

– Да, в самом деле, – мама подождала, когда мистер Лайтфут продолжит, но тот просто стоял и молчал, теперь разглядывая наш дом. Засунув руку в один из своих многочисленных карманов, он вытащил оттуда пригоршню дюймовых гвоздей и принялся пересыпать их с ладони на ладонь, словно бы тоже дожидаясь чего-то.

– Гм, – прочистила горло мама. – Могу я вам чем-то помочь, мистер Лайтфут?

– Я просто проезжал, – отозвался он, замедленно словно самая ленивая из улиток, – мимо. Заехал вот узнать, может вам, – здесь мистер Лайтфут снова впал в ступор и, опустив глаза, в течение нескольких секунд поизучал гвозди у себя в ладони, – нужно что починить?

– Нет, мистер Лайтфут, по большому счету нам ничего не нужно. Хотя, если подумать… – мама замолчала и я понял, что она действительно вспомнила о чем-то. – Наш тостер. Позавчера он вдруг перестал работать. Я уже хотела позвонить, а тут вы и сами…

– Да, мэм, – отозвался Лайтфут. – Время летит так, что и не заметишь.

Повернувшись, мистер Лайтфут возвратился к своей машине и достал оттуда свой ящичек с инструментами, старый металлический чемоданчик, полный всяческих болтов и шурупов, какие только можно было представить под светом монтерского солнца. После этого он нацепил на себя пояс, увешанный инструментами, среди которых можно было заметить несколько видов молотков, отверток и поразительного вида гаечных ключей. Мама открыла для мистера Лайтфута дверь и придержала ее, пропуская странного визитера в дом, потом посмотрела на меня и молча пожала плечами, что, без сомнения, могло означать только одно: