– Я Гэвин Кастиль, – сказал мне негритенок.

– А я – Кори Мэкинсон, – ответил я ему.

Нелегко заводить знакомство, когда ты стоишь по пояс в бурлящей коричневой воде и мигающий свет жалкой лампы не может разогнать тьму в углах.

– А это мой дедушка, мистер Букер Торнберри, – объяснил мне Гэвин, ни на мгновение не отпуская руки старика. – Ему нездоровится.

– Почему вы не вышли наружу вместе со всеми?

– Потому, паренек, – ответил мне мистер Торнберри, с трудом приподнимая голову, – что это мой дом. Мой дом. И я не испугаюсь какой-то проклятой реки.

– Но все ушли из своих домов, – заметил я.

Все, находящиеся в здравом уме, хотел сказать я.

– За всех я не отвечаю – они могут драпать, если им так хочется, – отозвался мистер Торнберри, в котором я почуял то же необъяснимое и непробиваемое упрямство мула, которым отличался мой дед Джейберд. Сказав это, старик сморщился от нового приступа боли. Он медленно закрыл и снова открыл свои темные слезящиеся глаза и уставился им на меня. Его лицо казалось черепом, настолько было оно худым.

– В этом доме умерла моя Рабинэль. Прямо здесь. И я тоже не собираюсь отправляться умирать в больницу к белым людям.

– Но ведь вы не собираетесь умирать? – с тревогой спросил я его.

Казалось, что старик несколько секунд обдумывал мой вопрос.

– Я хочу умереть в своем собственном доме, – наконец ответил он.

– Вода все прибывает, – проговорил я. – Если не поторопиться, то можно утонуть.

Старик осклабился. Потом повернул голову и посмотрел на маленькую черную ручку внука, сжимающую его ладонь.

– Деда водит меня на мультики! – сообщил мне стоящий уже по горлышко в воде Гэвин, прикованный к большой черной руке. – Обычно мы смотрим «Веселые мелодии».

– Багса Банни, – подхватил старик. – Мы любим ходить на старину Багса Банни и его дружка-заику, что похож на свинью. Верно, внучок?

– Верно, сэр, – отчеканил Гэвин и улыбнулся. – И скоро мы пойдем на мультики опять, верно? Верно, деда?

Мистер Торнберри ничего не ответил. Гэвин не собирался отпускать его руку ни за что.

И тогда я понял, что такое настоящая смелость. Это когда ты любишь кого-то еще больше самого себя.

Вскоре вернулись мама и Нила Кастиль с креслом-каталкой.

– Тебе просто нужно пересесть в него, папочка, – принялась упрашивать старика Нила. – Мы отвезем тебя туда, куда, говорит миз Ребекка, приезжает грузовик и всех забирает.

Мистер Торнберри вздохнул глубоко и натужно, задержал вдох на несколько секунд и только потом выдохнул.

– Проклятье, – прошептал он. – Старый мотор у старого дурня.

На последнем слове его голос чуть дрогнул.

– Сейчас мы поможем вам, – сказала ему мама.

Мистер Торнберри кивнул.

– Ладно, – проговорил он. – Пора смываться, верно?

Вместе с Нилой мама пересадила мистера Торнберри к кресло-каталку и этого одного хватило для того, чтобы и мама и Нила Кастиль обе поняли, что хоть мистер Торнберри и казался с виду состоящим из одних костей, но весу в нем было немало и катить кресло, в котором он сидел, предстояло против сильного и бурливого течения, преодолевая напор стремнины. Кроме того мне виделось и другое серьезное затруднение – на улице, высоко залитой водой, Гэвину наверняка будет с головой. Течение мгновенно унесет его словно кукурузный початок. Кто поможет ему удержаться на плаву?

– Сначала мы отвезем твоего отца, Нила, а потом вернемся за мальчиками, – приняла решение мама. – Кори, вы с Гэвином встаньте вот на этот стол и ты будешь держать лампу.

Столешницу уже омывали волны паводка, но пока на ней можно было стоять не замочив ног. Я послушно забрался на стол и помог залезть на него Гэвину. Там мы застыли с ним рядом, я с масляной лампой в руках – два мальчугана на деревянном островке посреди океана взбесившейся реки у нас под ногами.