Он сидел напротив меня, играл на гитаре и пел. Он так играл и пел, что всё, что окружало меня, исчезло. Исчезли ребята, лес, луна и звёзды. Осталась я, костёр между нами и он. Я видела только его, отблески костра на гитаре и в его глазах. Его низкий бархатный голос поднимался над деревьями, путался в ветках и улетал с лёгким ветерком вверх к звёздам вместе с искрами от костра. Я даже не дышала, слушая его. Его голос вибрировал каждой клеточкой моего тела. Я была тугой натянутой струной его гитары. Или это была не его гитара? Да какое это имело значение! Я была его голосом, его песней, его музыкой, которая вылетала из-под его тонких пальцев. Я никогда так не чувствовала себя раньше. Меня манил, затягивал в омут его голос. Мне хотелось и плакать и смеяться одновременно, я словно немножечко сошла с ума. Я видела его первый раз, я даже не знала, как его зовут. Но мне казалось, что я знаю его всю свою небольшую жизнь.

О любви я пока только читала в книжках. Я не думала о принцах на белом коне, о любви, о романтике. Мы все мечтали об этом, но эти настроения витали в воздухе, как отголоски детской сказки. У всех же сказок счастливый конец: «И приехал за Принцессой Принц на белом коне. Жили они долго и счастливо и умерли в один день». Это были сказки. Романтические отношения во времена моей молодости были робкими и сводились к разговорам обо всём на свете. Мы не умели выражать своих чувств и очень стеснялись друг друга. Мы просто дружили. Мы даже за руки стеснялись держаться, а объятия допускались только в танце. Ко встрече со своим Принцем я в то время была не готова. Мне казалось, что он где-то далеко скачет на взмыленном белом коне, и я пока не ждала его. Я поступила в институт! Сначала надо выучиться. Мне было очень хорошо и так, без Принца. Вот когда прискачет, тогда и будем разбираться. Сейчас у меня были дела поважнее: учёба в институте, новые друзья.

Он пел, я слушала, я вообще в тот вечер не способна была думать. Я просто была частью вечера, костра, ночи, музыки. У меня начиналась новая жизнь. Мы все были одно большое существо, лениво расположившееся на берегу какой-то речушки, названия которой никто не знал. Сердца наши были открыты, души светлы, нежны и наивны. Мы познавали новую жизнь, мы стали взрослыми, мы студенты. Это было новое осознание себя, жизнь впереди была безоблачной и тревожно-счастливой. Мы до слёз и икоты хохотали, украдкой смахивали слезинки печали и браво хором пели строевые песни. Голоса далеко разносились по воде, пугали заснувших птиц.

Кто-то сунул мне железную кружку в руки, я выпила и задохнулась. Это была водка. Мы отпивали по глотку из железной кружки, пущенной по кругу. Мы же взрослые и нашу встречу полагалось обмыть. Все делали вид, что выпивка для них не внове, хотя во времена моей молодости чаще пили вино или плодово-ягодные винные напитки. И дёшево и не так противно. Я не пила тогда ничего кроме лимонада. Песня замолкла, он прекратил играть и улыбнулся. Мне улыбнулся. А я задыхалась то ли от водки, то ли от его улыбки. Хватала ртом воздух как вытащенная на сушу рыба.

– Тимур, – произнёс он низким бархатным голосом, глядя мне прямо в душу.

Душа моя затрепетала, мурашки побежали по всему телу. От него или от водки? Я не знала. Горло перехватило, мне не хватало воздуха. Глаза защипало и захотелось зареветь в голос. Я не понимала, что со мной происходит. Подружка Таня пнула меня локтем в бок и произнесла со смехом:

– Её зовут Элеонора.

Он был красив той красотой и грацией, что отличают горцев. Мои родители из Грузии, и я хорошо знаю, как красивы грузины. Те, что настоящие, не метисы, не из смешанных семей. Он встал, передал гитару рядом сидящему парню и подошёл. Моё тело не слушалось меня, всё занемело, и я не понимала, что надо делать, что говорить.