Скоро стало предельно ясно: терзания Чарли были оправданы. Едва Кьют ступил на порог дома Бристоль, от его мнения перестало что-либо зависеть. Правда, юноша начинал понимать, что чувствовал некогда мистер Рудковски, еще на свадьбе. Тогда Чарли донельзя захотелось обсудить все тревоги с мужчиной – так он и сделал. Кьют выждал удобный момент – Джозеф вышел на улицу – и отпросился у новой семьи на «мужской разговор».

До этой минуты парень ни разу не оставался один на один с отцом Катерины. Даже о свадьбе они сообщали с невестой вдвоем. Однако теперь Чарли готовился к испытанию – переговорам с тестем. Юношу, закаленного выступлениями, лихорадило.

Выходя, Кьют оглянулся на Катерину. Та провожала мужа сочувственными улыбкой и взглядом. Рудковски одновременно желала Чарли удачи и беспокоилась за него. Парень это почувствовал, и ему сделалось невыносимо приятно от знания: опасения разделяют. Походка Кьюта стала храброй, плечи распрямились. Чарли испытал к жене благодарность. Все вокруг уверяло: юноша сделал правильный выбор.

– Честно призна́юсь, – вступил Джозеф, раскуривая сигарету, – всегда сомневался, что Катерина однажды выйдет замуж, – мистер Рудковски протянул Чарли полупустую пачку сигарет.

– Спасибо, не курю, – отозвался парень, надеясь: несоответствие в привычках не приведет к разладу.

– Ну и правильно. Вредно это – курить. Я и сам не курю, так, покуриваю, – похвастался Джозеф. В последние месяцы мужчина много думал о жизни и отчего-то решил перейти с двух пачек в день до одной.

– Не пойми неправильно, дело не только в буйном характере Катерины. Здесь дочь вся в меня, – мистер Рудковски усмехнулся. – Просто как-то не верил – или не хотел верить? – что это коснется и моей дочери. Всегда кажется, все случится с другими, а тебя отчего-то обойдет стороной. И вот мы здесь. Я выдаю замуж любимую дочь. Жаль, Элеонора того не застала…

Мужчина прервался. Тело его кричало: событие приносит столько же боли, сколько поначалу. Понимая, что Джозефу стало неловко за – как он сам то называл – минутную слабость, Чарли быстро подхватил разговор:

– Мистер Рудковски, да я и сам не верю в происходящее. Мои сверстники завели семьи еще в свои двадцать. Когда же время несется к тридцатке – мне, если что, двадцать восемь – кажется, ты плывешь позади всех. Вы, пожалуйста, тоже не воспримите неправильно. Я не женюсь лишь от чувства, будто я отстаю – я люблю Катерину, – на слове Чарли запнулся. Произносить такое было для парня в новинку. – И тем не менее отчего-то не верится, что я это счастье заслуживаю.

Кьют повернулся к мужчине с доброй, но грустной улыбкой – Джозеф не изменился в суровости выражения. Чарли даже забеспокоился, не сболтнул ли он лишнего. Дело в том, что по природе своей мистер Рудковски напоминал орудие замедленного действия – одобрения его долетали до окружающих с опозданием. Через пару секунд однако мужчина расползся в улыбке, и Кьют выдохнул: его приняли.

Чарли не забыл, за каким разговором он здесь, но, не желая утратить с трудом добытое настроение Джозефа, решил не утруждать его своими опасками. Проболтав друг с другом еще пару минут, мужчины вернулись к столу. Отношения между ними стали как будто теснее.

Катерина встретила Кьюта взволнованным взглядом. Она хорошенько знала отца и неплохо Чарли – отношения мужчин к жизни разнились. Впрочем, стоило Чарли ответить жене скромной улыбкой и добрым взглядом, как она тотчас, освобождаясь от груза, выдохнула.

За житейскими и не очень беседами время подкралось к полуночи. Ресторан закрывался, а его гостям пора было ехать по домам. Вернее, все они ехали в один большой дом – дворец Бристоль. А некоторым предстояло привыкнуть: замок с этого дня – их новый приют.