. Сохранившиеся документы воссоздают ее облик – мятущейся, порывистой молодой женщины, искавшей свое место в жизни и не раз прибегавшей к советам старшего брата. В одном из писем к нему (1914 или 1915 г.) она признавалась:

Моя цель – быть артисткой, путь к ним <так!> – драматические курсы. Но артисткой – в широком смысле – служить на пользу общества, т. е. быть его учительницей – прививать хорошее, полезное – и отталкивать от всего дурного, быть ярким примером тех образов, которые мне понятны, словом, растолковывать идеи и развивать, учить… Я знаю, для этого надо быть слишком развитой, умной, с большими знаниями и с… талантом, надо быть чуткой, чтобы понять переживания Освальда – Ибсена87, надо почувствовать их… надо быть близкой к природе, чтобы понять красоту… силу красок, напр<имер>, «Виктории» Гамсуна88. <…> И только сцена! В ней много есть нехорошего, закулисная жизнь, я знаю, но разве я к этому стремлюсь, я <стремлюсь> к искусству, к театру, а не за кулисы… Я хочу театр очищенный, созданный снова, красотой… <…>

Маркуша, я жду ответа, ответа серьезного, но хорошего… Поддержи меня, не разочаровывай, а впрочем, лучше будь искренен (90–30; 11 об., 13).

Младшая сестра Марка по имени Магдалина (Магда; в замуж. Крельштейн; 1899–1978) вышла замуж в январе 1920 г. Впоследствии жила с мужем и Верой Николаевной в Иркутске. Муж Моисей Борисович (Беркович) Крельштейн (1898–1967) служил юристом. М. К. переписывался с Магдалиной, особенно в последние годы жизни (после смерти Веры Николаевны); позднее переписку с ней и ее дочерью Элеонорой Моисеевной Заславской (1925–1981), племянницей Марка Константиновича, продолжала Л. В.

Виктор, младший брат Марка, учился в Хабаровской гимназии и умер в ноябре 1912 г. в возрасте пятнадцати лет.

Кроме того, в семье Азадовских (в Хабаровске) воспитывалась Лина Волынова (1897–1917), одна из дочерей Израиля и Бейлы Волыновых, ставшая для Марка как бы «третьей сестрой»89. После смерти Константина Иннокентьевича уехала из Хабаровска в Иркутск. (Причины ее ранней смерти неизвестны.)

Об остальных детях В. Н. Азадовской сведений не обнаружено (вероятно, умерли до крещения).

Марк Азадовский рос и взрослел в окружении своих еврейских родственников. Впрочем, он поддерживал отношения далеко не со всеми. «Что же касается моих довольно многочисленных двоюродных братьев и сестер, – сообщает он в «Жизнеописании» (1938), – то не обо всех имею определенные сведения…»90 Сохранившаяся часть архива, письма и воспоминания свидетельствуют о его многолетней дружбе с Любовью Левенсон, переписке и эпизодических встречах с Марком и Наумом Тейманами, а также с Лидией Тейман, женой Наума. О связи с другими родственниками (Левенсонами, Волыновыми, Стрижевскими) можно судить лишь по косвенным материалам (фотографиям, случайным упоминаниям в переписке и т. д.). Распутывать эти родственные сплетения подчас затруднительно91.


Родители Марка принадлежали к интеллигентной среде – об этом позволяет судить их иркутское окружение. Так, в 1880‑е и 1890‑е годы Азадовские поддерживали дружеские отношения с семьей иркутского врача Авраама-Бера (Бориса Акимовича) Ельяшевича (1848–1934), земляка Марка Теймана. А. А. Русакова вспоминала о своем деде:

Он был евреем и некрещеным, происходил из семьи ученых раввинов <…>. Все это делало деда как бы еврейским аристократом. На самом же деле дед (а особенно его сыновья) в значительной мере обрусел и уже в прошлом веке являл собой пример интегрированного в русский быт и русскую интеллигенцию еврея. <…> Дед окончил Московский университет по медицинскому отделению и служил сначала в Брест-Литовске, затем в Варшаве и, наконец, с 1883 года в Иркутске, где он и вышел в отставку с чином надворного советника в 1901 г. Он имел большую частную практику и пользовался широкой популярностью.