Журналисты улыбнулись.
– Вы, доктор, сейчас пересказываете страхи, которые ходили в обществе на заре вашего открытия. Что компьютер будет управлять нами: сегодня ешь морковь, завтра – сельдерей, послезавтра сделай пробежку в пять миль, а в четверг, желательно до обеда, радуйся три раза по полчаса. А иначе ты не соблюдаешь правила и не стремишься к пользе общества и будешь поражен в правах и социальном статусе. Так, а с полуночи в течение четверти часа должен заняться сексом в рекомендованной позе с такой-то женщиной, программа изучила ваши профили, у вас полная эмоциональная, интеллектуальная и биохимическая совместимость, высока вероятность зачатия. Но, как вы знаете, ничего такого страшного не произошло.
– Да, – старик тоже улыбнулся, – люди очень любят себя пугать, что это все, конец, катастрофа, бегать в панике, а потом деловито идти на работу. Чтобы через неделю все повторилось. Мы ко всему привыкаем и адаптируемся.
– А как шло внедрение? Я имею в виду, неужели власти всех стран так сразу со всем согласились и начали ломать свои медицинские системы?
– О, совсем не так, совсем. Но тут мое участие было минимальным. Здесь шли бюрократические войны, адвокатские баталии, лавины подкупов, угроз и запугиваний, операций лоббирования. Но поскольку я обычный химик и довольно смазлив был тогда, то не участвовал в этом всем, вернее участвовал, но больше как лицо, как общее руководство стратегией, вернее – как плакат.
– А деньги? Просто выйти химику и сказать всему миру: у меня есть способ продлить всем жизнь на треть, а то и половину, делайте все, как я говорю, – так не выйдет. Вас раздавят, и все. Это я уже не говорю о чудовищных фармкомпаниях, как ваш тогдашний работодатель, они бы переварили вас и не заметили.
– Ну тут тоже ничего чудесного нет. Сперва за мной встали несколько богатых людей, затем они подтянули своих знакомых, а как вы знаете, очень богатые люди зачастую очень преклонного возраста и готовы на многие, чтобы прожить еще год-другой. А потом уже обо мне узнали широкие слои населения, и пошла цепная реакция. А что касается большой фармы… Было непросто, признаю. Но только сначала, а потом все поняли, что я даю им шанс уйти от случайных и продаж, и лечений и перейти к действительно регулярному конвейеру. Ведь только рождается человек, его геном исследуют, фиксируют, намечают потенциально опасные вероятности и имеют на условный век вперед план по лечению. А это и загрузка производства, и штаты, и развитие новых технологий и разработок. В общем, от них шла только помощь мне. И сейчас, как вы знаете, это самая большая и денежная отрасль на планете. Никакому ВПК или энергетике и рядом не стоять. Все деньги, точнее – почти все, там.
– И вот так вы стали самым знаменитым ученым со времен Эйнштейна точно, а может, и вообще?
– Да, я слышал такие фразы. И даже отчасти с этим согласен. Потому что Эйнштейн писал о таких высоких материях, – доктор покрутил медленно пальцем в воздухе, – которые обычный человек никогда не сможет достичь. Да и все человечество вряд ли. Скорости света, нестационарные вселенные, супермассивные черные дыры. А прожить дополнительную треть или половину века, да еще довольно здоровым… Это можно потрогать, если вы понимаете, о чем я.
Они опять синхронно кивнули.
– Как странно, правительства довольно быстро поняли всю суть, конечно, сразу началось разделение на секции или касты. Что самым богатым продлевали жизнь на сорок или пятьдесят лет относительно нормального старения, среднему классу – чуть меньше. Что называлось нормальным старением раньше, да и во все времена, стало считаться практически расцветом сил. Базовый уровень, который гарантировало государство, точно оценить нельзя, но лет на двадцать могут все рассчитывать, если не считать каких-то особо серьезных болезней, против которых даже сейчас мы мало что можем сделать. Наиболее продвинутые программы позволяли прожить и на пятьдесят лет дольше, и больше того. Так что…