Видя это, любимая жена Гампопы крепко взяла его за руку и пристально посмотрела в глаза. Сердце её было теперь спокойным, она облегчённо вздохнула и перестала дышать.

Глубоко удручённый потерей всей семьи, Гампопа поделил своё состояние на три части. Одну часть он потратил на похороны жены и на подношения, вторую – на благотворительные пожертвования, а последнюю сохранил на обучение и практику Дхармы. Затем он кремировал труп жены и сделал ца-ца – глиняные фигурки, изображающие Будду, с пеплом и останками костей умершей. Он построил в её честь ступу, которая потом стала знаменитой. Люди называли её Чортен Джомо – Ступа Жены. Её по сей день можно увидеть в провинции Ньел.

Так Гампопа Дагпо Лхадже, лекарь из Дагпо, усвоил урок непостоянства и смерти. В результате этого горького учения о непостоянной природе сансары великий Гампопа отринул мир, дабы более не следовать восьми мирским дхармам. Тем самым благодаря усердной практике Дхармы он смог принести пользу великому множеству существ так, что заслуги от его достижений сияют и поныне, сквозь века озаряя нас своим благотворным светом.

После похорон Гампопа почувствовал несказанное облегчение от того, что покончил с мирскими делами. Он подумал: «Теперь наступило время заняться практикой Дхармы». Так что он отправился в место, называемое Ньи Тхонг, и медитировал там в одиночестве.

Тем временем дядя Гампопы Палсо был крайне озабочен его состоянием. Он думал: «Мой племянник, должно быть, убит горем после смерти жены. Он так её любил. Надо бы пойти утешить его». Итак, дядя Палсо приготовил много вина и мяса и отправился навестить Гампопу, чтобы как следует развлечь его.

Гампопа только закончил дневную медитацию, когда приехал дядя. Они тепло поприветствовали друг друга, Гампопа пригласил его в дом, и они начали пировать.

Палсо ожидал увидеть племянника в глубокой скорби, что вполне соответствовало традиции: любой преданный тибетский муж именно так и чувствовал бы себя после подобной утраты. Но клятва Гампопы посвятить остаток жизни Дхарме вновь разожгла в нём кармический огонь его бесконечных предыдущих воплощений в качестве бодхисаттвы. Он осознал, что медитация – его призвание. Даже за такой короткий срок пребывания в уединённом ретрите он обрёл великое успокоение ума.

Бедный Палсо не знал, что и подумать. Такое поведение было столь необычным! Ему казалось странным, что после потери всей семьи племянник выглядит умиротворённым и как бы даже светится изнутри. Это не укладывалось у него в уме.

А тут ещё в ходе беседы Гампопа заявил:

– С тех пор как умерла моя жена, я чувствую себя спокойным и счастливым.

Это окончательно вывело дядю из себя.

– Где ещё ты найдёшь такую замечательную женщину, как твоя жена?! – воскликнул он в негодовании. – Слышал бы это Дхарма О! Он сказал бы тебе, что ты нарушаешь брачные обеты!

В ярости он схватил горсть пыли и швырнул ею Гампопе в лицо.

Гампопа не стал отвечать ему тем же. Он просто очистил глаза от пыли и сказал в ответ:

– Дорогой дядя, ты забыл о клятве, которую я дал моей жене на её смертном одре в твоём присутствии, – не ты ли был тому свидетелем? Разве я не практикую Дхарму, как обещал?

Гнев Палсо как рукой сняло. Очевидная правота слов Гампопы поразила его до глубины души.

– Ты прав, племянник, – сказал он, – хотя я стар, лицо моё в морщинах и голова седа, нет у меня ни понимания, ни мудрости. Я о Дхарме даже думаю редко, не говоря уже о том, чтобы её практиковать! Мне очень стыдно. Совершенствуйся в практике Дхармы, племянник. Я присмотрю за твоей землёй и имуществом.