Я стою у нее на кухне, смотрю в окно и комкаю лист бумаги, который держу в руках. Я не понимаю, почему я так разозлилась.

– Это же моя картина! – пронзительно кричит Элли, выхватывая у меня шарик хрустящей желтой бумаги, покрытой красными и синими пятнами. – Мамочка, ты ее испортила!

– Прости, дорогая! – Я пристыженно разглядываю бесценное произведение моего ребенка. Да что со мной, в самом деле? О чем я думала?

– Послушай, Элли, – вмешивается Фэй. – Это же современное искусство! – Она разглаживает рисунок на кухонном столе. – Мы сделаем из нее коллаж! Возьмем клей, соберем листья в саду…

Лорен, которая наблюдает за этой сценой, берет свою картину и тоже превращает ее в коллаж. Я благодарно улыбаюсь Фэй, а девочки склоняются над банкой с клеем и сосредоточенно хмурятся, захваченные возможностями созидания.

– Как у тебя хорошо получается, – говорю я Фэй. – Ты замечательная мать.

– Ты тоже, – говорит она, обнимая меня. – Старая кочерга.

Когда я прихожу домой, звонит Луиза Перкинс. Ее голос дрожит.

– Бет, мне нужно сказать тебе… я не знаю, как это сказать…

– Что случилось? – испуганно спрашиваю я.

Обычно Луиза весела и безмятежна. Сейчас у нее совершенно убитый голос.

– Мы переезжаем. Мне очень жаль.

– Когда? Почему? Это связано с работой Бена?

Они любят свой Сельский домик. Луиза постоянно говорит, как они привязаны к этому дому, какой он удобный, как хорошо в нем детям.

– Работа Бена? – Она тихонько фыркает, точно я пошутила. – Да, пожалуй. Он только что сказал мне, – она начинает говорить торопливо, захлебываясь словами. – Мы по уши в долгах, Бет. Мы очень долго жили не по средствам, я об этом понятия не имела. Я знала, что нам нужно выплатить огромную ссуду, но он говорил, что все под контролем, что он работает сверхурочно и получает премии. Вся моя зарплата уходила на еду и на детей, остальное было на нем. Ссуда, счета… кредитки… финансовые соглашения… превышение кредита…

Я слышу, что она плачет.

– Ты не обязана мне это рассказывать, – говорю я растерянно.

– Это уже знает вся округа. – Она рыдает, не сдерживаясь. – Мы задолжали банку по ссуде, за неуплату у нас заберут машины, телевизор, музыкальный центр и мебель в гостиной. Мы не расплатились за двойные стекла и встроенную технику на кухне, и теперь против нас возбужден иск… За школу мы тоже больше платить не можем. Придется забрать оттуда детей.

– Господи, – говорю я. – Какой кошмар.

Настоящий кошмар. А я-то думала, что мне тяжело живется. Пожалуй, лучше ничего не иметь, чем иметь все, а потом лишиться этого.

– Мы продаем дом, – сообщает она. – Постараемся сделать это как можно быстрее.

– Где вы будете жить?

– Не знаю. Снимем какую-нибудь квартирку поменьше.

Она шмыгает носом и добавляет:

– Мне так жаль, Бет. Я знаю, тебе нужны деньги, но…

Похоже, ей они сейчас нужны куда больше.

– Это не важно, – вру я. – Я могу тебе помочь?

– Это можно, – вздыхает она. – У нас накопилось огромное количество барахла.

Кому-кому, а мне это известно.

– Помочь тебе укладывать вещи?

– Нет. Нам придется от них избавляться. Я хочу, чтобы ты заехала и взяла, что тебе нужно.

Мне становится неловко. Мне в самом деле хочется ей помочь. Она такая милая и совсем не заслужила этого. Но то, что есть у нее дома, мне не по карману. Даже если она отправит свои вещи на распродажу, я все равно не смогу себе этого позволить.

– Я… я даже не знаю, – бормочу я. – Может быть, что-нибудь я бы и взяла. Но с деньгами… тебе придется пару недель подождать… извини, но…

– Бет, – восклицает она, и ее голос больше не дрожит, – бог с тобой! Я не собираюсь брать с тебя деньги! Ты моя подруга!