Маня как раз на прошлой неделе сдала на верстку очередную клыковскую рукопись и теперь недоумевала, зачем она так срочно понадобилась писательнице. Для создания следующей рукописи неделя была все-таки нереально коротким сроком.

Клыкова, как всегда, ворвалась с шумом и поцелуями, и комната сразу наполнилась ее собственным ни на что не похожим пронзительным запахом. Дальше начались подробные расспросы, в которые Маня зачем-то ввязывалась, хотя знала, что Клыковой ее жизнь абсолютно неинтересна.

– Вы слышали, что Павел Викторович удумал?

Клыкова всегда, даже в самых приватных беседах, называла главного по имени-отчеству. Маня отрицательно покачала головой.

– Ну, как же! Привел этого Мансурова, этого бездельника, который сам ничего не может и другим работать не дает.

Она взглянула на Маню, проверяя реакцию, но та по-прежнему молчала.

– Я понимаю. Вам всем на это наложить, а меня козлом отпущения сделали.

– В каком смысле?

Клыкова оживилась.

– В каком смысле? Да в самом прямом. Бред его записывать заставили.

– А что, правда, бред?

– Ну, неужели! А вы думаете, он в состоянии что-нибудь путное придумать?

– Я не знаю, он еще ничего не приносил…

– А что он может принести? Теперь я буду с этой ахинеей возиться…

– А что, вас главный переписывать заставляет?

– Да что там переписывать, Маня! Это детский лепет! Там начать и кончить.

– Ну, хоть сюжет есть?

Клыкова тяжело вздохнула.

– Какой там сюжет… Ловко он придумал… Мол, какой во сне сюжет?

– Во сне?!

– А где же?

– Что-то я не понимаю, Вера Ивановна. В каком сне?

– Ну, якобы он каждый день, ну там ночь, видит сон, а утром встает и его записывает…

Маня засмеялась.

– Прямо каждую ночь?

– Ну, я не знаю… Может, по четным видит, а по нечетным не видит… Один черт…

– И что? Ну, расскажите, расскажите! Интересно-то как!

– Ах, вам интересно, вот сами и пишите…

– Да куда мне, Вера Ивановна, я ж не писатель…То есть вы должны на тему сна роман написать?

– На тему бреда…

– А что ему правда это снится?

– Ой, я вас умоляю. Пиар дешевый. Непонятно только, зачем он Павлу Викторовичу понадобился…

После всего сказанного она не решилась попросить у Клыковой рукопись сна. Как можно проявлять интерес к вражеским проискам? Однако интерес остался, и она, как бы между прочим, спросила у главного, мол, ходят разговоры, и можно ли на это чудо глянуть. Но тот отказал, причем в резкой форме:

– Смотреть можно на готовый результат, а не подглядывать за чужими мыслями. Это неэтично.

Ничего себе неэтично, если человек сам продает свои сны. Все это забавляло до тех пор, пока Мансуров сам не позвонил ей.

Редакторша его сразу не узнала, и на мгновение кольнула обида, но он быстро справился. А он еще надеялся, что эта серая курица в состоянии что-то понять. Когда Витошин обмолвился, что им уже интересуются дамы, он начал допытываться, а тот шутил, издевался и наконец сознался, что редакторша, Маня Лагутина, интересовалась его творениями, вернее озарениями, и Мансуров долго пытался вспомнить, как она выглядит, и даже специально приехал в контору, вроде бы за каким-то делом.

Поняв, кто звонит, редакторша начала кокетничать, чего он категорически не выносил, и вообще вела себя вызывающе – так, будто она что-то значит в этом мире.

– Сева, а кто же вам рассказал, что я просила почитать?

– Ну, разве это имеет значение?

– Конечно, имеет. Сева, ну, пожалуйста, ну, скажите… Неужели главный?

– А кто у нас главный?

Она засмеялась, хотя он и не думал шутить.

– Главный – это главный. Витошин Павел Викторович. А вы не знали, кто у нас главный?

– Мне кажется, этого никто не знает.

Какое-то время она молчала.