– Танриэль, беги к нашей поляне и залезь на старый дуб. Я приду и найду тебя, идет?

Мальчик посмотрел на брата.

– Но мама… Ей нужен знахарь, – произнес он сквозь слезы.

В этот момент женщина подняла голову.

– Бегите, мальчики, – прохрипела она.

– Я приведу знахарку, Тирала поставит ее на ноги, – убитым голосом прошептал Габриэль, – беги быстрее!

Танриэль вскочил, с надеждой посмотрел на брата и побежал в лес. Габриэль перевел взгляд на свою любимую маму. Она была мертва.

«Что папа скажет? – отрешенно подумал Геб, – что я ему скажу?»

Разбойники приближались. От двух мальцов, которых можно было продать на рынке рабов в Фаруоне, их отделяло еще пятнадцать-двадцать шагов. Самый здоровый из бандитов ухмыльнулся и выхватил из чехла на спине лук. Наложив стрелу, он стал метить в убегающего Танриэля. Наконечник стрелы был смазан сонным зельем.

Попадет удачно – малец уснет. Если промажет и прикончит этого недоноска – так хоть мясо будет на ужин.

Габриэль вырвал из тела матери копье и развернулся лицом к бандитам. В это время лучник пустил стрелу. Габриэль, как завороженный, следил за ее полетом, но лишь мгновение. В следующий миг он закричал и прыгнул навстречу летящей смерти. Стрела с противным хлюпом вошла в левый глаз юноши, пробила височную кость и застряла.

Поднявшись, Габриэль поднял копье и бросился на бандитов, не обращая внимания на жуткую боль. Тот самый здоровяк, что стрелял из лука от неожиданности даже не успел защититься, и копье пробило ему глотку. В этот момент на затылок Габриэля опустилась дубинка, а в левое плечо вошел узкий стилет. Мир окутался тьмой.

Габриэль рывком поднял голову со стола. Потерев слипающиеся глаза, он бросил на стол серебряную монету и вышел.

На улице стояла ночь. Завтра надо было ехать в Рауран, следовало хорошенько выспаться. Но идти в храм Габриэлю не хотелось.

– Доброе утро, или, эээ… Добрый вечер?

Воин остановился. «Точно, добрый вечер» – пронеслось в его голове.

– Скорее вечер, да. Я неплохо выспался, – опять послышался тот же голос, – как дела, братец?

Габриэль зашагал по улице. «Надо все-таки вернуться в храм» – думал он, ускоряя шаг. На воина вдруг навалилось странное, дурное предчувствие. Звучавший в голове голос не сильно волновал Габриэля, за много лет он успел привыкнуть к своему незримому собеседнику. Было что-то еще.

– Габриэль, на кой черт ты возвращаешься в храм? Погода вокруг отличная. Ну, в смысле… Всякие там звездочки, птички, ветерок и остальная ерунда, которая вам, романтикам, нравится.

– С каких это пор я стал романтиком? – раздраженно буркнул про себя Габриэль, – и с каких пор тебе это стало интресно?

– Ты всегда был романтиком, – уверенно произнес голос, – а я всегда ценил очарование весенних вечеров.

– Да неужели, – хмыкнул Габриэль, – нет ни одного трупа, в чем очарование?

– А вечер еще только начинается.

Голос появился после того самого разбойничьего налета на родную деревню Габриэля и Танриэля. Дубина бандита слишком сильно ударила четырнадцатилетнего юнца, проломив череп. По странной прихоти Солнца Габриэль выжил и выздоровел, но изменился навсегда: стал раздражительным, легко выходил из себя и начал слышать то, чего на самом деле не было.

Точнее он начал слышать один голос: насмешливый, звучащий с вечной издевкой.

В тот день, много лет назад, селяне отстояли свой дом, но многие, как отец и мать Габриэля, погибли. Сам юноша чудом остался жив. У мальчика был проломлен затылок, удар стилета порвал легкое, а пробитый стрелой глаз уж точно должен был вытечь, но, волею Солнца, вышло иначе. Раны затянулись, череп сросся, а поврежденный глаз непостижимым образом уцелел, только радужка стала ярко-желтого цвета, да зрачок вытянулся по вертикали, как у кошек. Юноша старался скрыть изуродованный глаз за косо обрезанной челкой, но тщетно.