– Ты не подумай, я с ней сижу только из-за списывания! Вот вытяну в этой четверти математику – мама мне купит смартфон! Ради дела приходится потерпеть!

Я рыдала, как будто бы в меня попала серебряная пуля! Ведь она была единственным человеком, к которому я успела привязаться, несмотря на ее запах подпортившейся капусты!

Я помню, как впервые привела в дом парня. Не то чтобы он мне понравился (слишком уж он занудный и правильный), просто как-то принято было их заводить, вот и я завела. Уж не знаю, что он во мне, прыщавом волчонке, тогда нашел, что даже согласился на знакомство с моей мамой.

Так вот, моя мама по нашей традиции первым делом пыталась его обнюхать.

– Привет, вы тот Анатолий, о котором я наслышана? – наседала она, как только он переступил порог, и ее улыбка, слишком широкая и нарочито дружелюбная, напомнила волчий оскал.

Наклоняясь, чтобы передать новую порцию оладий или подлить чайку, мама то и дело принюхивалась. Он сидел отгородившись от нее зонтиком, думал, зонтик замаскирует его от волчьего нюха, – вот умора!

– Анатолий, а чем вы занимаетесь? – нараспев произнесла мама, изо всех сил стараясь казаться доброй.

– Д-да я… Того… В о-офисе. – От радости общения с моей мамой парень вдруг начал бледнеть и заикаться.

Так ничего не учуяв, она решилась на последнее действие: перед его уходом накинулась на бедолагу с обнимашками, правда, ловкий Толик предусмотрительно от нее отпрыгнул.

– Ниче не чую, призрак он, что ли? – жаловалась моя мама. – Впервые такое! Привидение!

– Может, у тебя просто нюх отбило! – подкалывала ее я.

– Если человек маскирует свой запах, значит, ему есть что скрывать, – бурчала она.

На самом деле я сама почуяла запах Толи, как только мы начали целоваться. От него чуть слышно пахло вареной картошкой. Это лучше, чем несвежая рыба или кошачий корм, вполне терпимо.

Я так и не поняла в то время, нравится ли мне целоваться.

А потом появился Ты. И я узнала, как пахнет любовь (поверьте, совсем не картошкой!), и поняла, что целоваться мне нравится, нравится больше всего! Не знаю, был ли ты красив, лица на тот момент я так и не научилась различать. Но от твоего запаха я сходила с ума. Помню, однажды ты забыл кофту на скамейке, где мы гуляли, потом все не мог ее найти. А это я за ней вернулась и похитила, утащила к себе. Я в ней спала (как раньше спала с плюшевым медвежонком), потому что никак не хотела расставаться с твоим запахом.

Толику тут же дала отставку; уж не помню, что я ему наплела, кажется, что-то про разницу в возрасте. Впервые решила довериться чутью, как советовала мама. И впервые мы с мамой не сошлись во мнениях. Сказать, что мама не одобрила мою любовь, – ничего не сказать. Когда она тебя увидела, то, сославшись на головную боль, ушла в другую комнату.

– Как он тебе? – пугливо спросила я в тайной надежде, что за те десять секунд, что вы пересеклись на нашей территории, ты успел ей понравиться.

– После него хоть проветривай помещение, – отрезала мама. – Воняет медведем.

На мое замечание, что ты не являешься оборотнем и к оборотничеству твой запах не имеет отношения, она фыркнула (еще бы!). И демонстративно переехала спать в другую комнату: не хотела находиться даже близко к кровати, на которой мы сидели и целовались.

«Ревнует, – писали психологи в разных статьях. – Не хочет отпускать выросшего птенчика». Но я никогда не была птенчиком, только волчонком!

Мама мне ничего не говорила до тех пор, пока у меня не прервался лунный цикл. (Время, когда девушки-волки остаются дома, потому что не могут встать из-за дичайшей боли и усиления чувствительности, а мир просто взрывается от резкости запахов, звуков и цвета.) Мама заметила это первой и странно принюхалась.