Демобилизованные воины продолжают шуметь, то и дело ходят по вагону.

«Когда же мы, наконец, приедем в мой любимый Ленинград?», – восклицает десантник.

Поезд опаздывает уже почти на два часа.

Я люблю возвращаться из Москвы скоростным поездом «Аврора». Прельщает меня его чистота, бешеная скорость и интеллигентные пассажиры, без огромного количества вещей. Дело в том, что билет на этот поезд почти вдвое дороже, чем на пассажирский, и не всякий человек позволит себе такую роскошь. Мне же оплачивается проезд. Я – командированный! Можно проехаться с шиком.

Этот случай произошел еще тогда, когда «Аврора» был составлен из обычных межобластных вагонов, а не из купированных, какие используются теперь. Вообще-то, на этот раз ничего не произошло. Даже в Бологое поезд пришел точно по расписанию.

Я сидел на месте, указанном в билете и ничего не делал. Просто рассматривал пассажиров. К последнему креслу возле двери в противоположном ряду подошла монахиня. Она была одета в черное сатиновое платье почти до пят, по подолу украшенное узкой зеленой лентой. Дешевое пальто из серо-зеленого твида она перекинула через левую руку. В правой руке она несла тряпочную сумочку. ее круглую маленькую головку прикрывал черный шелковый платок, по краям которого черным шелком гладью были вышиты огромные розы.

– Мое место занято. Я не помешаю Вам, если сяду здесь? – сказала она немолодому мужчине.

– Садитесь, садитесь, пожалуйста, – ответил он. Монахиня повесила свое пальто на крючок рядом с креслом. Она села и достала из сумочки книгу «откровения Иоанна Богослова», раскрыла ее и стала читать. Иногда она зевала, и всякий раз крестила рот. Иногда она отрывалась от чтения и окидывала зорким взглядом вагон. Она негодующе посмотрела, когда по радио исполнялась очередная рок-песня. Музыка прервалась, и стали передавать сообщение о том, что под Степанокертом разбился военно-транспортный самолет.

Монахиня встала и перекрестилась большим православным крестом. Глаза ее наполнились скорбью и сочувствием к погибшим. Она вновь посмотрела на сидящих в вагоне людей. Наши взгляды встретились.

«Да ведь она красива, и на ее лице нет никакой косметики», – мелькнуло у меня в голове, – Что привело вас в монастырь?», – подумал я, глядя ей в глаза. Я услышал ее ответ, хотя ее губы не шевелились. Слова были адресованы только мне. Больше никто ничего не слышал.

– Комолая я, нельзя мне, комолой, среди рогатых жить! – она села и погрузилась в чтение.

Свет очей моих, Валентина

тебе, и только тебе посвящаю

я эти строки.

С тех пор, как написан этот рассказ прошла почти целая жизнь. Теперь я, умудренный жизненным опытом человек, полагаю, что имею право не только иметь собственное мнение по этому жизненноважному вопросу, но могу поделиться им с читателями.

Любовь – это совсем не расхожее слово, как в ранние годы жизни некоторым кажется. Это, если хотите свет очей, дар природы или Бога. Он дается человеку только однажды, если дается вообще. Встречаются люди, так и прожившие свою жизнь без любви.

Мне повезло. Я повстречал свою любовь, и, не смотря на все препятствия, что выпали мне в жизни, я сумел сохранить её в чистоте до старости. Юная, нежная девушка мне и сейчас кажется такой же, как в те далекие годы. Я не устаю любить ее день и ночь, час за часом, год за годом. Она свет очей моих на всю жизнь.

Читатели мои! Я желаю вам встретить свою любовь, нести ее с чистой нежностью всю жизнь, и беречь ее больше жизни. Она того стоит!

Большой зеленый грузовик «ЗИС», груженый глыбами известняка, полз по ухабистой дороге, окруженной огромными деревьями, сквозь кроны которых фантастическим кружевом рассыпалось солнце. Мотор надрывно ревел, надувая щеки: «У-у-у, у-у-у» и вдруг, сбросив газ, издавал резкий рычащий звук: «Дрын, дрын, дрын». Одолев подъем, грузовик выбрался на поляну с песчаным холмом посередине. Поляна была покрыта огромными яркими тарелками одуванчиков, и на их фоне песчаный холм казался белым. Солнце дарило тепло всему, что пронзалось его лучами. С одуванчика на одуванчик перепархивали желто-зеленые бабочки-лимонницы, такие большие, как и сами цветы.