Даром, что без ноги.

Меня в этой его иракской истории смутил момент с соляными пещерами. Дело в том, что у курдов испокон века были проблемы с солью, вернее, проблема была в том, что соли не было. На их землях. Надо будет про этот Мюр-Кайджи дома в «Британнике» поглядеть, может, ошибаюсь. Всяко бывает…

То, что Диана бесповоротно втюрилась в Ивана Александровича, стало очевидно к концу января.

Она сидела в тихом изнеможении и жадно впитывала его рассказы. Когда он молчал, она провожала каждый его жест кротким умильным восхищением. Сладкая грусть пополам с райским блаженством.

Мы по-прежнему собирались каждый вечер в нашем деловом клубе, кроме тех редких дачных или охотничьих вылазок: зима выдалась морозной, даже по нашим, совсем не южным, понятиям. Минус тридцать, а то и ниже.

Полковник Селезнев вдруг странным и на удивление кардинальным образом изменил свое мнение об Иване.

Он по-прежнему записывал все телефонные разговоры, рылся в его электронной почте (наш «Гранд Отель», где жил Иван, был нашпигован полковничьими штучками), пытался навести какие-то справки через своих (как он говорил, хитро подмигивая всем лицом) «коллег в Центре».

Похоже, что именно кто-то из этих «коллег» и подкинул полковнику новую версию.

– Он из группы генерала Грязнова, Индо-Пакистанский сектор, – с мрачной драматичностью произнес полковник. – Как я сразу не догадался? – Он смачно плюнул в камин. – Группа «Зет». Неудивительно, что даже в конторе на него никакой информации нет. У них секретность – «ноль». Люди-призраки… – добавил он.

– Так что, он из ваших? – спросил я.

Полковник мрачно кивнул:

– Из наших…

И снова плюнул.

Позже случился разговор, который окончательно убедил полковника в правильности этой версии: «Наш, – щерясь крупными, как фасоль, зубами говорил он потом мне. – Нутром ведь чуял, что наш!»

За десертом зашел разговор о собаках.

Иван оказался не только поклонником, но и большим знатоком.

Увлеченно рассказывал о классификации, истории разных пород, забавных собачьих случаях.

Рассказал, как они с принцем бин Даудом охотились на степных лисиц. Иван подарил принцу пару русских борзых и учил его тонкостям нашей псовой охоты. Принц, сам страстный охотник, был в невероятном восторге: «Прослезился даже, потом снял с мизинца перстень с изумрудом в семь каратов (а такие крупные изумруды дороже алмазов), говорит: «Ты теперь как брат мне, Иван».

А еще для меня, например, оказалось полным откровением, что наша русская борзая была выведена от английской борзой, всегда был уверен, что наоборот, – ну вроде как с радио, Попов – Маркони…

И что в начале девятнадцатого века каждый уважающий себя помещик просто был обязан держать борзых (типа как у нас это было с «шестисотыми»), своры доходили до сотни и больше.

И что стандарт породы был установлен лишь в 1902 году, и ему соответствовали всего пятнадцать собак! Пятнадцать!

А индекс растянутости кобелей около 102 сантиметров, а сук – около 105. Суки, они чуть пластичней. Чем кобели…

Ну да бог с ними, с суками.

Просто, когда Иван рассказывал про борзую, полковник, будто вспомнив что-то вдруг, этаким простачком, перебил его:

– Да-да… А, кстати, вы случайно генерала Кутепова не знаете? Мне говорили, большой любитель… Борзых, в смысле, соба…

Иван железным взглядом обрезал его на полуслове:

– Не имею чести знать.

Произнес, отрубив каждое слово, и вколотил их с оттягом. Как гвозди.

Полковник стушевался, заморгал, мучительно улыбаясь красивыми фальшивыми зубами, зазвенел ложкой, выскабливая крем-брюле, потом вовсе уронил розетку и полез под стол.

Из-под стола подмигнул мне и показал большой палец.