– Достаточно пару раз в неделю для работы. Закончить смогу сам, если не успеем, – убеждал Александр.

– Девять раз приду к Вам на встречу. По календарю так получается. Смогу по вторникам и четвергам на один час.

По договоренности два раза в неделю Мелета приходила к художнику. Смущаясь, садилась на бархатное кресло цвета мяты. Разговаривали, она расслаблялась. Располагалась удобно. Откидывалась на спинку, вытягивала ноги. Склоняла голову, волосы рассыпались каскадом, она поднимала руки, стягивала их в узел у шеи.

Александр делал набросок карандашом. Потом возился с красками. Смешивал, осматривал подбор. Был разным – то сосредоточен, то расслаблен. Иногда просил подняться, повернуться, протянуть руку, замереть, замолчать, улыбнуться, переодеться в тунику. С каждой минутой, проведенной вместе, они сближались. Рядом холст и цвет, движение и статика, творчество и вдохновляющая сопричастность.

Через пару сеансов Мелета привыкла позировать. Перешли на «ты». Впархивала, смеясь в солнечную мастерскую и вопрошала:

– Здесь принимают музу без опыта работы?

Александр, оторвавшись от мольберта, улыбался.

– Здесь. Приветствую, Мелета. Начнем?

Через месяц мастер поймал себя на мысли, что ждет ее появления на пороге своей обители. Улыбался, думая о натурщице: «Она источник и словно манипулятор моего вдохновения. Какая опасная власть…»

Беседуя с Мелетой Александр понял, что она умна и опытна, склонна философствовать. Хорошо считывала настроение, подстраивалась, то ласкова и спокойна, то колка и игрива. Даже когда молчала, казалось, что нашептывает, навевает образы. При встречах вели беседы. Рассуждали о светилах, красных и белых карликах; пользе молитв; о рэпе как новой поэзии. Сошлись в мыслях о нетленности театра, цикличности истории двигающейся по восходящей. Восхищались музыкой, песнями и танцами всех направлений.

Время истекало. Через час девятой встречи Мелета произнесла:

– Как бы ни казалось странно, могу признаться, что себя я обретаю, только когда погружаюсь в уединение. Меня настигают размышления, так приобретаю опыт, – дальше слова как прыжок с обрыва – Пожалуй, мы закончили. Мне пора.

Резко встала, спустилась с пьедестала.

– Останься, прошу. Хоть еще раз – глухо произнес он.

– Не могу. Мы же договаривались. Самолет завтра, – она с укором посмотрела на него.

Подошла, взглянула на портрет. Улыбаясь, пошла за ширму на ходу расстёгивая золотую пряжку туники.

– Не вешай нос, мастер. Теперь я всегда с тобой. Больше натура не нужна. Закончить сможешь сам. Обещанное исполнено. Девять встреч. Больше времени нет.

Коралловая туника взлетела в воздух и плавно опустилась на край ширмы. Руки Мелеты над ее головой порхали в закатном свете, когда она одевалась. Мелькнуло красным пятном платье, невидимо ему облачило женщину. «Опять в алом. Сколько же у нее багряного». Он смотрел как она шла к выходу из мастерской поправляя волосы. Повязала красную ленту ободком. Приблизилась, прильнула к плечу, чмокнула в щеку, погладила рукой волосы. Сказала краткое: «Пока, удаляюсь» и скрылась в дверном проеме.

В оставшуюся открытой дверь ворвался знобящий мастера ветер. Завыл в пустоту мастерской, скрипнул не смазанными петлями. Мерцал наполненный пылинками воздух, вспыхивал и гас от просветов в гонимых по небу дождевых тучах. Стало по-октябрьски холодно и неуютно.

Александр сидел у мольберта опустошенный. Усталость и уныние навалились стотонной глыбой. Руки опустились, словно скованные кандалами. Неподъемные, каменные кисти рук обрушились на колени. Ладони, пальцы словно чужие, распухшие. «Пусто стало», – подумалось ему. Он ушел из мастерской.