Перед Машей появился еще один бланк с текстом. Она начала подписывать и остановилась.

– Что значит, я не могу ни с кем обсуждать? А адвокат? Если я обращусь к адвокату, я же должна буду ему объяснить ситуацию…

– Согласно данной вами подписке вам запрещено обсуждение любых обстоятельств с кем бы то ни было, включая и адвоката.

– Но как? Право на защиту, кажется, гарантировано Основным законом?

– Верно. У вас его никто не отнимает. Когда расследование будет завершено, вы получите уведомление об этом и сможете начать поиски адвоката для защиты вашего супруга в суде.

– Я не понимаю. Помощь адвоката моему мужу требуется уже сейчас. А тогда, когда будет закончено расследование, она, возможно, уже станет бесполезной.

– Таковы требования Концепции безопасности. И вы обязаны их соблюдать.

Поставив подпись в подписке о неразглашении, Маша вернула документ сотруднику СТОЗА. Все происходящее казалось ей жуткой несправедливостью. Ее охватила паника. Голос задрожал, когда она спросила:

– А я могу увидеть своего мужа?

– Нет, свидания вам не разрешены.

– А где он находится? Как мне передать ему вещи?

– Все сведения изложены в уведомлении о задержании. В ближайшее время вас вызовут на допрос, так что не покидайте Город.

– Меня на допрос? – глаза Маши расширились. – Но я даже не понимаю, в чем подозревают моего мужа. О чем меня можно допрашивать?

– Это решает следователь. Моя компетенция исчерпывается доведением до вашего сведения только что озвученной информации.

– Но я не понимаю, объясните, – Маша начинала злиться. – А как же свидетельский иммунитет? Как же право не свидетельствовать против своего супруга? Оно тоже отменено Концепцией безопасности?

– Послушайте, я вам советую вести себя поспокойнее. Ваши права вам разъяснит следователь на допросе. Право не свидетельствовать против супруга гарантировано Основным законом, поэтому оно действует, но с определенными ограничениями, введенными Концепцией безопасности, которую вы обязаны соблюдать.

– Вы себя слышите? Я обязана то, обязана это! У меня есть права! – Маша почти кричала.

– Извините, – прервал ее сотрудник СТОЗА, – я еще раз предлагаю вам вести себя благоразумно. Наш с вами разговор фиксируется на видео. Уверен, вам не нужны неприятности.

Маша замерла: «Фиксируется на видео? Но где камера? А, черт!!! Видимо, где-то она у него закреплена… Ну фиксируется, и что? Что я такого неблагоразумного говорю? А-а-а-а… Стоп, Маша. Лучше действительно ничего не говорить, чтоб не сказать лишнего».

– Ок, я вас услышала. Что-то еще? – она постаралась придать голосу твердость.

– Да, – спокойно продолжал сотрудник СТОЗА, – я должен вас уведомить о том, что с сегодняшнего дня все ваши телефоны, включая рабочий, будут прослушиваться нашей Службой. Также у нас будет доступ к вашим смс-сообщениям, мессенджерам и электронной почте. Помимо этого, я должен надеть на вас браслет, с помощью которого мы сможем в круглосуточном режиме контролировать соблюдение вами условий подписки о неразглашении данных предварительного следствия.

Он извлек из своей папки прозрачную плоскую коробочку с черным браслетом.

– Дайте вашу руку.

Маша уставилась на этого человека, по-хозяйски расположившегося у нее в кабинете, как будто его только что увидела. Она не знала о существовании таких браслетов. Но это же будет очевидным вторжением в ее личную жизнь, и она не понимала, как ей поступить. Почему отец не предупреждал об этих браслетах? Может ли она отказаться? Как она сможет помочь Саше, если 24 часа в сутки будет под наблюдением?

Пауза затянулась. Маша, помня о ведущейся видеозаписи, тем не менее все же решилась попытаться хоть что-то выяснить: