Скалы оказываются громадными, почти отвесными.

– Тут не залезешь, – авторитетно заявляю я, пытаясь скрыть страх.

Но Славка ловко цепляется за камни и забирается на вершину. За ним остальные. Значит, и мне нужно. Смотрю на скользкие камни и не могу решиться. Сейчас кто-нибудь скажет: «Что же ты? Давай к нам». Что я отвечу?

Никто не зовет, даже Славка не дразнится. Все равно не по себе. Нахмурившись, ухожу к костру.

Со стороны скал доносятся крики: «Ура!»

Я лезу на сосну, прямую, как стрела, почти без веток. И не страшно. Почему на скалах испугался?

Вижу, как ребята спускаются. Притихли. Спускаться труднее, чем подниматься. С дерева тоже. Но мне не страшно. Кора шершавая хорошо держит. И запах у нее знакомый: когда ручьи бегут, из такой коры кораблики делают. А у скал запаха нет…

Углей в костре уже много, ребята картошку печь закладывают. Делают вид, что ничего не случилось, но мне все равно кажется: презирают. Стараюсь не смотреть на них. Если не залезу на скалы, так на всю жизнь со мной страх останется. Я потихоньку ухожу от приветливого костра.

Стемнело. Скалы кажутся выше и неприступней. Я хожу вокруг, собираюсь с духом. Рассматриваю камни. Оказывается, на них много выступов, трещин. Не такие уж они неприступные, как казалось сначада. Ну, что, пора.

Я ставлю ногу на камень, рукой хватаюсь за» другой. Еще шаг, еще. Я уже высоко, но путь преграждает пузатый камень. Навис надо мной, не перелезть. Что же делать? Придется спускаться. Смотрю вниз – и глаза закрываю. Подо мной острые камни торчат. Голова кружится. Я прижимаюсь к скале. Но долго так не простоишь. Пальцы затекают, вот-вот разомкнутся. У меня такой же ужас, как когда-то на пруду, когда провалился в яму и стал тонуть. Только теперь никто не поможет. Все, конец…

– Лезь вверх! – слышу снизу голос брата.

– Не могу. Тут камень…

– Лезь, говорят! Иначе разобьешься! – кричит Лешка. Потом сдержанней объяснякт. – Там у камня вверху выступ есть, нужно только дотянуться. Вовка, ну, лезь же!

Лешка, кажется, плачет.

Я собираюсь с силами, встаю на цыпочки и нащупываю выступ. Будь я повыше, легко бы до него дотянулся, а так не могу. Если только подпрыгнуть?.. Я приготовился, но в последний момент становится страшно, сердце будто морозом обдает. Закусываю губу, вот-вот взвою. Неужели все?.. Не думая, вдруг отталкиваюсь и… одной рукой цепляюсь за выступ, хватаюсь другой.

Все, теперь залезу!..

Хорошо, что брат всегда рядом.

Весна третья

– Мама, ну пожалуйста!

– И не выдумывай!

– Мам…

Я готов встать на колени, сделать что угодно, только бы вырваться на улицу. Хоть на минуточку!

Неделю проваляться в постели – это же пытка. И когда? Весна в самом разгаре, ручьи. А запах! Он проникает сквозь щели и мучает. Если не выпустят на улицу, совершу что-то ужасное. Я маме так и говорю. Она качает головой и… сдается.

Приходится укутывать горло большущим шарфом. Головой ворочать трудно, а так хочется все рассмотреть. Теперь я понимаю, что за запах донимал меня. Пахло подтаявшим снегом, капающими сосульками, ожившими после спячки деревьями. Каждая ветка настороже: боятся прозевать миг, когда нужно выпускать клейкие листочки. Пахло только что сделанными из коры корабликами, которые осторожно спускают на воду. Они дрожат от нетерпения, торопятся в путь. К морю! Туда, где теперь мой брат в армии служит.

Пока болел, нашел в старых бумагах Лешкино стихотворение, странное, вовсе на стихи не похожее. Оно напоминает о времени, когда мы с братом в валенках по весне ходили.

Солнце!

Вижу тебя в потеплевшем окне,

В снегу,

что не выдержал ласки твоей и заплакал…