– Не бывать тебе димедом, – наклонилась к нему бабка, вглядываясь прямо в зрачки.

Бренн возмущенно уставился на нее, но Ойхе снова ударила клюкой в пол, не давая ему раскрыть рта: – Димедом дозволяют стать тем, кто владеет лишь жалкой крупицей силы. Кустарям, вроде меня, кои умеют врачевать нехитрые хвори, понимать язык живности, народ фокусами потешать, глаза отводя, да порой глядеть в будущее, правда недалече – на пару лет вглубь, не боле. Ну, еще стряпать превкусно… – бабка хмыкнула, – вот и все, пожалуй…

– И что!

– Такие, как я, – безвредные твари. У тебя ж яджу клокочет внутри, как раскаленная кровь гор. Не каждый жрец сумеет обуздать такое и пользовать, как надобно. А уж неученый мальчишка-простолюдин, так и подавно… Иль хочешь, чтоб тебя в Узилище заточили, как гнилого урода, а то и живьем сварили в кипящем масле?

Бренну стало холодно в жаркой кухне. – Но какого храфна? За что, афи? – он не понимал.

– За то, что искра в тебе шибко могучая, грозная… Сам что-ль не видишь – чуть было внучку мою не погубил, окаянный! – закрыв глаза, бабка подняла коричневые ладони к небу, потом со вздохом уселась в свое скрипучее кресло. И лишь сейчас Бренна бросило в пот от осознания, что могло случиться непоправимое, если бы яджу, усиленная его злостью, ударила не в глиняную кружку, а в беззащитную спину Мелены.

– Вот потому, ежели ты где оступишься, навредишь кому, сотворишь опасное… – Старушка махнула рукой – вроде и так все понятно… – А коли кто-то, узнав о твоей яджу, позавидует, да и донесет Непорочным… как мыслишь, что тогда с тобой станется? – спросила она в лоб.

Бренн пытался возразить, что все димеды опасаются доноса завистников, но ведь Дознаватели Непорочных сумеют разобраться, где истина, а где злобная клевета. Ведь так… Но Ойхе долбила и долбила его своими доводами, не пытаясь смягчить или приукрасить правду.

– Окромя этого, – продолжала бабка, – яджу такой силы у неученого отрока из простолюдинов, – лакомый кусок для жрецов. Коли они случайно прознают, живо посадят тебя на цепь и сделают «овцой». И день за днем, год за годом будут выдаивать из тебя силу по капле. Выжмут досуха да выкинут, как шелуху от семечек. И летам к тридцати сделаешься ты полоумным стариком, пускающим слюни и ссущим в порты.

Сморщив нос, Бренн отшатнулся. Он порой видел таких «выжатых» в переулках Канавы – дурковатых стариков и старух с трясущейся головой, ползающих на четвереньках и лакающих воду из луж и стоков. После облав на нищих и калек, которые регулярно проводили скорпы, «овцы» исчезали навсегда.

– Не криви личико-то, касатик, не криви, а в суть вникай, – сурово припечатала бабка.

Новорожденные мечты, ростки которых проклюнулись в сердце Бренна, после жестоких слов Ойхе благополучно увяли. Все лопнуло, как мыльный пузырь. Бабка права – учеником в Ордене ему не стать, – в эфебы отбирали только отпрысков самих Непорочных. Ну, или одаренных юношей из благородных домов, чьи генусы были проверены на тысячелетия вглубь истории Лаара, а предки пять веков назад сражались с Чарлагом на стороне королевы Маф. Случалось, что эфебами становились совершеннолетние отроки из богатейших родов негоциантов, семейств знаменитых врачевателей, алхимиков, университетских профессоров, но лишь за внушительное пожертвование в казну Ордена.

С одной стороны, Бренн был согласен с доводами Ойхе – пользовать яджу втихую, без дозволения и контроля Ордена, значит, рисковать, что в любой момент его обвинят в гнили и сделают «овцой»… Либо дождутся, когда ему исполнится тринадцать и отправят на площадь Искупления.