Он был из третьих. Из тех, кто, взвесив свои силы и посмотрев на других, решил, что и не стоит тратить время. Тренер всегда говорил ему, что самое важное в бою – это настрой победителя, уверенность в том, что ты сможешь все. Отказ пятикурсницы, конечно, не превратил бы его в ноющую тряпку – но вот уверенность-то в себе как раз и мог пошатнуть. Потом, при каждом новом знакомстве, сверлило бы в голове «а если нет, а если откажет, а если…» Да ну!

Гимнастка продолжает смотреть на него, и он отворачивается. Да ну!

Парочки напротив уже нет, только слегка шевелятся кусты. Он вздыхает. Нельзя сказать, что у него были на эту девушку какие-то планы, но все равно, как-то не по себе, когда кто-то уводит у тебя из-под носа… Да почему из-под носа-то! – Он в раздражении хлопает ладонью по земле. Она просто пригласила тебя на костер, ничего не обещала и не давала никаких авансов. А тот громила ну явно же ее парень!

– Что-то не так? – Его шеи касаются мягкие прохладные пальцы.

Он вздрагивает и поворачивает голову. Вдоль позвоночника вспыхивает боль, словно хлестнули кнутом по хребту.

– Сиди-сиди. – Гимнастка (а это она) нежно, но настойчиво разворачивает его обратно. – Намахался, спина болит? Сиди, сейчас все будет хорошо.

Он покоряется. Пальцы пробегают по его плечам – сначала медленно и осторожно, но потом все сильнее и сильнее, сдавливая железной хваткой. Он не удерживается, стонет, тут же спохватившись и прикусив губу.

– Терпи, – шепчет гимнастка. – Сначала может быть больно, но потом все будет хорошо, я знаю.

Она словно чертит на его спине причудливые узоры – у него даже мелькает мысль, что он наутро увидит их в синяках, – находит какие-то ведомые только ей точки, которые отзываются сладостной болью в ладонях, ступнях и даже мочках ушей. Он впадает в какой-то полутранс-полудрему, воздух вокруг становится вязким и густым, время будто останавливается – и он лишь краем глаза замечает, как потихоньку разбредаются остальные парочки.

– Ну как? – Ее вопрос вытряхивает его из неги дремоты.

– Лучше, – с удивлением отвечает он, потягиваясь и понимая, что той самой ноющей боли в задубевших мышцах и сорванной спине больше нет. Движения стали легкими и неуловимыми. «Будто все мои шарниры хорошенько смазали», – мелькает в голове.

– Не благодари, – гордо говорит она, но тут же замолкает, окидывая взглядом его фигуру. – Хотя нет… благодари, – лукаво прищуривается.

– Эмн… – Он не успевает ничего ответить, как она, наклонившись, касается своими губами краешка его рта.

От неожиданности он откидывается назад, повалившись на спину. Она тихонько смеется:

– Это как понимать? Ты отказываешься?

– Нет, – шепчет он и, взяв ее за руку, тянет на себя. Она не сопротивляется. – Нет, – уверенно повторяет он и накрывает ее губы своими.

Она целует его жарко и страстно, с каким-то опытом, которого, как кажется в тот момент, ему никогда не достичь. Ее гибкое тело извивается, и в какую-то секунду ему чудится, что его целует не одна девушка, а две, три – жарко впиваясь в губы, покусывая мочки ушей, едва касаясь языком кадыка… Он лежит неудобно, под лопатку впивается камень, а локоть жжет выкатившийся из костра уголек, но он не обращает на эти мелочи внимания.

Она расстегивает ему рубашку, проводит пальцами по груди – он напрягает мускулы, чтобы выглядеть солиднее. Она улыбается и щекочет ему сосок. Он смеется в ответ, играя грудными мышцами.

Уголек прожигает рукав и касается голой кожи.

Он чуть не взвывает от боли – но в этот момент она вновь целует его, и он не смеет отстраниться.

Боль в руке невыносима, ему кажется, что кожа сожжена до мяса – но гимнастка в этот момент касается губами его век, и он закрывает глаза, полностью отдавшись смеси боли и удовольствия.