Собственно, в работе, в учительстве и воспитании сельских детей была единственная радость ее жизни в двадцать пять лет.

Топила печку, носила воду из колодца…

Телевизор она не покупала – ей он был ни к чему. Магнитофон «Астра» кочевал вместе с нею… И опять пел Демис Руссос, да еще «Smokie»:

– I’ll Meet You At Midnight!!!

(Я встречу тебя в полночь!!!)

Или «The Rolling Stones»:

– I Can’t Get No Satisfaction!!!

I Can’t Get No!!!

I Can’t Get No!!!

Satisfaction!!!

(Не могу получить удовлетворения, черт возьми!)

Английский она знала на пятерку и любила всегда.

Поскольку на субботних танцах в клубе самыми взрослыми были восьмиклассники, и на танцы она не ходила!

Она танцевала поздним вечером дома, включив магнитофон, часто при свечах, перед большим настенным зеркалом, где видела себя во весь рост. Порой раздевалась до обтягивающей черной или синей, реже – белой шелковой сорочки, и танцевала, виляя бедрами… фигура все еще была хороша!

Особенно любила комбинацию иссиня-черную, блестящую, немецкую, с кружевами на груди и внизу, повыше колена. Как это все шло к ее белому телу!

Никто не стучался к ней в дверь и никто в гости не ходил. За это ее уважал директор.

Он не знал, как она виляет бедрами перед зеркалом! Тело умело так энергично сотрясаться под музыку, что она сама удивлялась!

Ведь все это было о ней, в волнующих зарубежных хитах.

– I Can’t Get No Satisfaction!!!

А еще очень любила Муслима Магомаева – «Мелодию».

– Что тебя заставило

Предать мелодию любви…

Что заставило ее? И она порой ночами плакала, уткнувшись в подушку, тоскуя по своему озеру и дураку мичману.

Евгения почти не вспоминала, он был как призрак.

…Пойти было некуда. Местность там была неказистая, среди лесов – лысая плешь на много километров.

За стенкой жил директор, у которого умирала от рака жена сорока лет. Жалко Людмиле было видеть двух их ребятишек, восьми и четырех лет…

Но когда наконец в начале лета умерла жена директора, Людмила категорически решила: уезжаю. Прочь отсюда, из гиблого места! Год жизни прошел впустую, опять без любви и ласки! Жила совсем как монахиня!

Ей летом будет двадцать шесть! Уже старуха!

Да сколько же можно? Куда ехать? Где работать?

А хоть поваром на судне. Хоть проводницей на железной дороге. Она обожала ездить на поезде! И стильно одетая проводница всегда вызывала легкое обожание и зависть.

Но не судьба была…

***

Ну а что тут дальше рассказывать.

Ясное дело, к ней посватался овдовевший директор.

Ясное дело, она его не любила совсем никак, он был не в ее вкусе: лысоватый, ниже ее ростом, старше на много лет.

Но он упал в ноги:

– Ты хорошая! К тебе никто в окно не лазил! Мне лучше тебя никого не найти!

Действительно, даже одинокие бабы не метили на место покойной жены директора, им-то в деревне хорошо известного своими чудачествами.

Но жалость… но жалость к сиротам, которых она уже летом подкармливала… но усталость от переездов и привыкания к новым школам и ученикам… Это ж надо – в двадцать шесть она считала себя старой! Никого у нее не было! А ей хотелось родить!

Словом, к концу лета она дала согласие. Но – сначала расписаться, секс – потом!

…Дура, моралистка! Неопытная, наивная!

Лучше бы сначала попробовала, как с ним спать. Но разве можно? Что скажут ученики, что скажут их родители?

В итоге – секса не было никакого очень долго. Он к ночи напивался, входил в спальню и рвал на груди майку:

– Дурак я, на тебе женился! Ты молодая, у тебя тело белое! Ты меня бросишь! На тебя мужики смотрят!

И прыгнув с разбегу в кровать, он утыкался носом в стену, дрожал мелкой дрожью и вскоре засыпал. Он не прикасался к ней!