Двое других скоморохов шальными волчками завертелись по бокам от гусляра.
До скрежета стиснув зубы, я обречённо уронил голову на грудь, заткнул уши и плюнул с высоты своего трона вниз.
- Тьфу на вас, ироды! Убирайтесь прочь с глаз, пока не велел палачу головы вам посносить!
Скоморохи не заставили повторять угрозы дважды. Ломанулись на выход – только пятки сверкнули и ветер следом пролетел.
Ненавижу кастинги!
Сплошь жульё бездарное на них съезжается!
И Тётку Ягу ненавижу! За то что словечко это диковинное притащила в наше Тридесятое из людского мира. Да ещё за то что никак не оставит в покое меня и мысль глупую о моей женитьбе.
Из года в год одно и то же. И почему я каждый раз спорю с ней, но всё равно соглашаюсь объявить отбор?
Неужто и сам втайне надеюсь? Неужто верю, что однажды найду ту единственную, которая вернёт жизнь мою прежнюю? Эх…
- Остался там кто, или эти последние были? – обратился я к стражнику, стоявшему возле дверей.
- Были двое ещё, Государь, – отчитался он ехидным тоном. – Да сбежали вон, бряцая бубенцами. Следом за скоморохами.
- Да и пёс с ними! – Я беззлобно отмахнулся и поднялся с трона. – И так в глазах рябит, и в ушах зудит.
Двери неожиданно распахнулись и, едва не сбив с ног стражника, в зал влетел и рухнул к моим ногам слуга.
- Государь, не вели казнить! Вели слово молвить.
- Молви уже, – снисходительно махнул я рукой.
Ну, а что, пусть себе молвит. Лишь бы только не пел! Хоть какое-то разнообразие за весь день.
- Королевская сваха на связи. – Он с поклоном протянул мне Говорящее Зеркало.
- Я занят! – Зыркнув на слугу, пригвоздил его взглядом к полу.
- Так я ей сказывал, что у вас энтот, как его… – Он скосил глаза и напрягся. – Шастинг!
- Кастинг, – поправил я машинально, шагнув вниз от трона к его подножию. – Бестолочь!
- Ага! – радостно кивнул слуга, подтверждая то ли первый, то ли второй факт. То ли оба сразу. – Точно! А сваха ваша мне в ответ, мол, чрезвычайно срочные вести. Важное дело!
- Да ну! У неё всякая мелочь – важное дело, – огрызнулся я, но всё же позволил всучить мне Говорящее Зеркало.
- Между прочим, я всё слышала, – пробился знакомый голос сквозь фон лютого треска.
- Мне до Лешего! – Перехватив поудобнее позолоченную рукоять Зеркала, я уставился на идущую волнами блестящую поверхность и увидел довольное лицо свахи. – Что опять стряслось, Тётка Яга?
- Сколько раз просила, не зови меня Ягой?! Ненавижу это имя. Ядвига я.
- А сколько раз я просил не отвлекать пустой болтовнёй от важных государственных дел? – парировал я немедленно. Не то чтобы злился. Просто сколько себя помню, всегда нравилось спорить с Ягой. – Говори! Что такого важного случилось в Тридесятом без моего ведома?
- А случилось, Елесеюшка, вот что. Гляди-ка сам!
Говорящее Зеркало схожее с моим дрогнуло в руке свахи, размазывая изображение. И спустя миг вместо Тётки Яги по ту сторону я увидел спящую девицу.
Склонив голову, окинул её любопытным взглядом.
Волосы льняные не собраны в косу, а по подушке разметались. Брови дугами изогнуты и тонки. Спит, а сама во сне губы алые кусает. И одета как-то чудно́. Не по-нашему.
У нас в Тридесятом лето на дворе, а на ней вроде полушубок нараспашку. Только нитями многократно перетянутый, да и лысый совсем, как башка Водяного.
- Ну, что ты молчишь? Как тебе? – Зеркало вновь дрогнуло, и девица исчезла. А вместо неё вновь появилась сваха. – Хороша кра́сна девица?
- Это что ещё за диво дивное? – осведомился я у Тётки Яги. А про себя испытал сожаление, что видение сие странное и притягательное было недолгим.
- Похоже, Елесеюшка, я нашла ту единственную, кто снимет с тебя твоё лютое заклятье.