С очередными случайно знакомыми,
Из которых каждый второй – идиот,
Как ты говорила сама.
Значит, так надо. Признать,
Ты выбираешь полегче пути,
Хоть и легкостью обзываешь мертвенность ткани —
Каждому своя правда, правда по силе.
Я ж рядом всегда и не жду перемирия.
Мученик от любви
Любить неприкрытой любовью –
Надо быть смельчаком или идиотом.
В моем случае это одно и тоже.
И мнений расхожих быть просто не может.
Но и чем мне ее прикрывать?
Если она из меня фонтаном яремной вены.
Чем ее крыть? Крыть просто нечем.
И самое главное – это не лечится.
Как говорят мудрейшие люди,
Что имеем – не храним, потеряв – заплачем.
Ты ж никак – хоть тресни – не потеряешься:
В голове и сердце спрячешься.
Любовь не проходит:
А трансформируется до Абсолюта,
Все превращается в любовь.
Опять же в глаз, а не в бровь,
Как сказал Бродский,
Любовь становится больше самого человека,
Как красота переживает столетия —
А ты еще и красивее всех на свете.
Черт! То ли мне повезло
Стать больше любви, тебе – красотою,
То ли замысел Божий – искупить мне грехи,
Ведь я не с тобою, а ты?
Не знаю, где ты – сдаюсь иногда:
Молюсь, чтоб вечной любви не бывало.
Но а если моей и правда нет смерти?
Прекрасное чувство, но лучше убейте.
Ну какой из меня мученик от любви?
Я уже исстрадалась и скорее замучила всех.
Не могу я тихо с любовным ходить крестом –
Мне нужно за ручку в кино – и домой.
Верность
В верности Вам заключается
И мое горе, и моя бессмысленность.
Отсюда бродяжничество в переулках памяти
Раненной.
Как сказал Бродский,
Верность только тогда становится верностью,
Когда она не плод разума, но инстинкт или идиосинкразия
(И кстати, в книжке, Вами любимой).
Мало того, что я воображаемо засыпаю с Вами,
Мысли о Вас и ночью не отпускают:
То бьете в грудь, то ласковым словом баюкаете –
И боязно с Вами, и сладко-уютно.
Эти вечные диалоги с Вами
Бессонными замученными ночами
Становятся амулетом от жизни реальной.
И правда,
Какая разница, в какой пребывать мне реальности,
Хотя… Вы есть в моей – и она точно стоящее той,
В которой себя приходится предъявлять, той,
В которую я б ни ногой,
Но дела… исключительно, чтоб в случае чуда,
Вы бы пришли в квартиру, обставленную по-новому,
А мне… я на полу засыпала полгода
(И была равнодушно довольна).
И единственный выход, кажется,
Это вмешательство хирургии в мой мозг,
Из этой циркуляции: память – квартира – кровать.
Чтобы нечем уже вспоминать.
Но не лечится верность любви,
Хоть Ваше безразличие убило уже, равно, что веру.
А впрочем… если верности не останется – не останется ничего.
Пустота и ничто.
Лучше, хоть страшна и бессмысленность,
Но бороздить Вам в переулках воспаленной памяти,
Кровать – квартира – память – циркуляция. –
Да, суть всегда – возвращаться.
Чудо
Мне настолько на себя плевать,
Что оставьте меня умирать в снегах —
Не замечу.
Если будете Вы в меня стрелять
Или иначе как убивать —
Не замечу.
Если скажите, любите Вы меня,
Как было назад года так два —
Не услышу.
И когда сама нажму на курок,
Приставляя его прямо в висок —
Не услышу.
Если напишите мне: «Прости,
Было глупо тебя оставлять». – Увы,
Не поверю.
Если Вы поцелуете, как в тот раз,
Когда жизнь надеждой возложила на Вас —
Не поверю.
Если чудо случится – и есть любовь,
А не то, что сворачивает в жилах кровь —
Не воскресну.
Чудо прекрасно в зимнюю ночь,
Когда никто не может помочь —
Но не бывает чудес.
Кому от этого лучше?
Я с тобою не знаю, как жить,
А без тебя – тем более.
Постоянно очищаю себя от всяких причин и следствий.
Но бесполезно.
Без тебя – тем более…
Боль, боль, боль… –
Никак не привыкну.
И прошу у Господа помочь мне не сдаться,
Хотя я сдавалась уже не раз. – Уже ничего не изменишь. –