- Но вы сломали крючок, милорд.

- Предлагаешь мне спать под порогом в моём собственном доме? – он выпрямился и повернулся ко мне.

Я с трудом подавила желание сделать пальцами «рамочку», чтобы найти самый выгодный ракурс для этого великолепного тела. Я уже видела герцога полуголым, но сейчас, когда по его торсу стекали капли воды – просто дух захватывало от такой дикой красоты. Природа основательно потрудилась, чтобы сделать Ксандра Левенштайля. Глазом художника я оценила совершенство линий его тела, но разве можно было оставаться художником в одной комнате с почти обнаженным мужчиной с красотой античной статуи? Тем более, эта статуя была жива и очень горяча, если судить по сломанному дверному крюку…

- Что смотришь? – прервал мои совсем не профессиональные мысли герцог. – Или я тебе вдруг по-настоящему понравился?

- Точно нет, - солгала я и быстренько улеглась на самом краю постели, повернувшись спиной к Левенштайлю, и натянув одеяло до ушей.

Но можно было отвернуться, можно было зажмурить глаза, даже уши заткнуть можно было при желании. Но как перестать думать, что сейчас со мной в одной постели окажется самый красивый мужчина на свете?    

Снова раздалось поскрипывание пола, потом перина спружинила под весом мужчины, а потом стало темно – это Левенштайль загасил свечу.

Теперь в комнате повисло тягостное молчание. Я боялась дышать, потому что мне казалось, что звук дыхания будет слишком громким. Судя по тишине на другой стороне кровати, герцог тоже будто затаился.

Прошло несколько мучительно длинных минут, прежде чем Ксандр Левенштайль заговорил:

- Ты понравилась королю. Он в восторге от твоей мазни. Ты нарочно постаралась, чтобы произвести на него впечатление?

- Постаралась – в чём? – не поняла я.

- Может, повернёшься ко мне? – в голосе герцога я услышала явное раздражение. – Мне не очень приятно разговаривать с твоей… - он на секунду замялся, а потом закончил: - спиной.

- Я вас прекрасно слышу, - ответила я, продолжая глядеть в стену. – И я не понимаю, в чём…

Тяжёлая рука легла на моё плечо, коснувшись голой кожи, потому что рукав рубашки задрался, потянула, заставив завалиться на спину.

Я вдруг обнаружила, что герцог находится гораздо ближе – совсем рядом, опираясь на локоть и нависая надо мной.

В темноте я не могла разглядеть выражение его лица, но зато прекрасно разглядела, что ночной рубашки на Ксандре Левенштайле не было. Интересно, а подштанники он тоже снял?..

- Ты надо мной издеваешься, да? – глухо, с угрозой произнёс он, наклоняясь всё ближе.

Рука его скользнула по моему плечу, и там, где его пальцы касались моей кожи, я отчётливо чувствовала горячую, будто огненную дорожку… Мне стало жарко, но совсем не плохо, а наоборот – как-то слишком хорошо… И я вздрогнула, потому что это было непривычное чувство – когда по коже разливается огонь, который жжёт, но не обжигает, и он проникает в тело, в душу, достаёт до самого сердца…

Что же мне делать, если сейчас герцог меня поцелует? То есть не меня, а Алинору… Он же думает, что я – это она…

Но поцелуя не последовало. Ксандр Левенштайль уже отодвинулся, и огонь, охвативший меня, сразу ослабел – медленно, неохотно…

- Почему вы решили, что издеваюсь? – медленно спросила я, глядя теперь в потолок и боясь пошевелиться, чтобы не привлекать к себе внимания мужа Алиноры. Или чтобы подольше пережить тот огненный шквал, который только что обрушился на меня.

А почему, собственно, я должна бояться?.. Почему я не могу ответить мужчине, который мне нравится, на поцелуй? А может, и не только на поцелуй? Тем более, что его жена настаивала именно на этом. И обещала, что вернёт меня домой, если…