Агнесс говорила о младшем брате Эдриана – темном генерале Данте, которого я видела всего лишь пару раз.

Впечатление он производил устрашающее.

Если Эдрианом все восхищались, то Данте откровенно побаивались.

– Я могу стать императрицей и родить наследника! – с восторгом продолжала Агнесс. – От одной только этой мысли дух захватывает!

– А как же… Как же я?

– А что ты?

Агнесс пожала плечами и подошла к краю ротонды, который не был огражден перилами, любуясь красивым видом.

– Мне кажется, ты забыла, кто ты на самом деле. Забыла о своем происхождении. Эдриан просто тебе напомнил.

– Я – дочь барона, – собрав остатки воли в кулак, выговорила я. – Такая же аристократка, как и ты!

– Такая же? – Агнес тихо засмеялась – этот звук напоминал мелодичные переливы колокольчиков. – Твоя мать была обычной крестьянкой, которую мой отец по-быстрому отодрал в стоге сена. Ты выросла на ферме и всю жизнь доила коров. И внешность у тебя соответствующая – в свою мамашку-скотницу. Внешность рябой недалекой деревенской девки. Не только внешность, но и нутро. Ты совсем не похожа на аристократку, сестренка, как бы ни пыжилась ею стать. Ты не из того теста.

Когда Эдриан прилюдно унизил меня и отказался от нашего брака, то я не знала, может ли мне стать еще больнее.

Оказалось, может.

Может, доказала Агнесс.

Моя сестра, от которой я не ожидала настолько жестоких слов.

– Но отец ведь признал меня и наделил титулом! – не выдержав, зарыдала я, хотя плакать сейчас перед Агнесс казалось самым унизительным из всего, что я сегодня пережила. – Госпожа Мерседес приняла меня, ты меня приняла! Вы сказали, что теперь мы – одна семья!

Сестра медленно повернулась ко мне и я поразилась, насколько изменилось ее лицо.

Обычно милое, участливое и располагающее к себе, сейчас оно напоминало треугольную морду змеи.

По губам Агнесс скользнула усмешка.

– Неужели ты и правда поверила в то, что мы бы принять в свою семью такую тупую корову, как ты, Фифи? А Алый генерал Серинити, блестящий Эдриан Сальваторе мог взять тебя в жены по-настоящему? Тупорылая доярка… Как же ты могла так много о себе возомнить?

И я упала на колени, сраженная резким переходом от милой заботливой сестренки к отвратительной паучихе, заманившей меня в свою паутину и вонзившей ядовитые жвала прямо мне в шею.

Захлебываясь слезами, я хотела крикнуть, как она могла, но у меня не получалось вымолвить и слова.

А Агнесс стояла надо мной, такой жалкой и убитой горем, в свадебном платье, в драгоценной короне, облитая золотистыми лучами заходящего солнца, и была в этот момент поистине прекрасна, словно мои слезы и страдание напитывали ее силой и красотой.

– Ты просто не можешь себе представить, замухрышка, как же мы страдали от того, что в нашем доме поселилось воняющее силосом и навозом уродливое нечто, которое нам приходилось называть своей дочерью и сестрой.

Я опустила голову и заткнула уши, чтобы не видеть ее, не слышать ее.

Но каждое ее последующее слово набатом отдавалось у меня в голове.

– Каких же усилий мне стоило терпеть твои потные медвежьи объятия и называть тебя дурацким словом «сестренка», – продолжала Агнесс, словно заколачивая крышку гроба, в который уложила меня живьем. – Изображать щенячий восторг от этого унизительного родства, выслушивать твои омерзительные откровения. Сдерживать хохот, давая тебе советы, и убеждать тебя в том, что ты достойна стать избранницей Эдриана. Моего Алого Генерала. Знаешь, Эдриан даже забавляла вся эта ситуация. Его забавляла ты. Он даже находил изощренное удовольствие в том, что мы делаем. Но я… Я всегда тебя ненавидела. Лишь только ненавидела. И ничего больше. Больше всего на свете я мечтала, чтобы все это скорее закончилось. И вот этот миг наступил. Сегодня я впервые за этот год по-настоящему счастлива.