Подумал он – вот это будет круто! И перекупил по случаю изрядный пакет акций. А потом пришел в газету и сказал: у меня одна задача – помочь сохранить вашу редакционную независимость. Чтобы сам журналистский коллектив, прямо как во французской «Монд», определял свою стратегию и редакционную политику и соответственно выбирал себе руководителей. Но не хотелось бы, говорил он, чтобы вы превратились в очередной «Московский комсомолец» или в «Комсомолку». Нужна же России хотя бы одна серьезная, качественная газета, своя «Нью-Йорк таймс». Но желательно при этом, чтобы она все же окупалась как-нибудь, а со временем и доход какой-никакой приносила. Так что давайте работать вместе в этих параметрах.

И вот теперь от Щелина и его верности заявленной программе очень сильно зависела судьба газеты, которую рвали на части всякие могущественные силы, и частные, и государственные. Как это так, залоговые аукционы идут, а они ни при чем, а они – нейтральные, целку из себя строят, понимать… Да и выборы президентские не за горами, а они что-то не определятся никак: за красных они или за белых, на коммунистов будут работать или на Ельцина? Как это – ни на кого? И неужели никто их к рукам не приберет? Да так не бывает!

– Ну и что твой Щелин? – словно прочитав мысли Данилина, вдруг спросил Игорь. – Все темнит? Все редакционной независимостью клянется? Я вот слышал, что он с солнцевскими связался.

– Щелин – с бандитами? Никогда не поверю! – возмутился Данилин. – Я понимаю, что ты его не любишь, имеешь полное право, но повторять такие идиотские сплетни… негоже, ой негоже, товарищ ответственный секретарь!

– Но под кого-то ему все равно лечь придется. То ли под солнцевских, то ли под чеченов, то ли под Березовского… Ведь самому ему не выстоять.

– Да с чего ты взял?

– Вот увидишь, что случится в самое ближайшее время. Подойдет очередной залоговый аукцион, и придет, стало быть, к нам наш благодетель да попросит так конфузливо: вот этот материальчик не надо бы ставить, ребята, а? Или, наоборот, вот это бы напечатать надо, позарез. То есть я всей душой, завсегда за журналистскую независимость, никогда не вмешивался и впредь не буду. Но тут такое дело… По дружбе прошу, вот один этот, единственный разочек, ну что вам стоит, а? Тут-то мы и узнаем, кто есть кто. И про тебя тоже, может быть, что-нибудь новое узнаем, Лешенька. Потому как интересно будет услышать, что ты ему в ответ на это скажешь.

– А ты сомневаешься? – Данилин так вдруг разозлился, что почти закричал. – Пошлю, конечно, далеко пошлю, прямо к такой-то матери! Никаких исключений! Стоит коготку попасться, так и всей птичке пропасть! Разок уступишь, и все, поминай как звали…

– Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ, – сказал Игорь. Потом помолчал немного и добавил: – Самое смешное, что он может вовсе и не к тебе с этим прийти, а, например…

– Например, к тебе?

– Например, ко мне. Или к Ольге…

– Ну при чем тут Ольга!

– …или еще к кому-нибудь… Вот тогда уж будет «джинса» так «джинса»…

Теперь они оба молчали и, не сговариваясь, тоскливо смотрели в окно.

После изгнания прежнего руководства главного редактора выбирал коллектив. И главным выигрышным моментом для Данилина было именно то, что на приватизации родной газеты он ничего не заработал. А главным соперником на выборах был, естественно, Игорь. Который кое-что заработал, но не то чтобы очень много. Но все-таки раза в два больше акций урвал.

Данилину помогал оплаченный Щелиным грамотный, учившийся в Америке, пиарщик, который так лихо выстроил предвыборную кампанию, такие листовки сочинил, что Игорь со своей простодушной проповедью на тему «да вы же все меня знаете, да вы же со мной столько лет работаете, я не подведу» не имел шансов. Пиарщик бил на бескорыстие Данилина и его неучастие в интригах – раз, на его западный опыт и связи с английскими издателями – два, и на четкий стратегический план, своего рода «500 дней» для «Вестей», – три.