А потом еще скупка-перекупка началась. У вдов и пенсионеров. У наивных уборщиц и машинисток. У алкоголиков. Просто у бедствующих или ничего не понимающих. Данилин своих шестнадцати акций никому не продал, но ничего ни у кого и не покупал. Остался при своих.

Вся штука, вся фишка состояла в том, что вместе с газетой акционерное общество за просто так получило в собственность также и «необходимые для производственного процесса рабочие помещения». То есть применялся тот же принцип, что и при приватизации заводов или фабрик. Но только в данном случае речь шла не о задымленных и обшарпанных заводских корпусах на дальней окраине, а о шикарном огромном здании в самом центре Москвы.

У Данилина не было внутренней уверенности в праведности такого образа действий редакции. Ну да, допустим, на приватизацию торговой марки «Вестей» они имеют моральное право. И на Западе прецеденты есть. Французская «Монд», например. Но вот шикарное здание в самом центре Москвы… Разве они, журналисты, его строили или стройку оплачивали? Но сомнения эти Данилин не очень афишировал, тем более что энтузиасты приватизации говорили ему: это единственный способ обрести настоящую редакционную свободу. Не зависеть ни от государства, ни от банков, ни от олигархов. Сами себе хозяева! Полностью свободны говорить правду. Разве это не оправдывает всего остального? На это Данилину нечего было возразить.

Скоро стало понятно, что именно здание, с его колоссальным коммерческим потенциалом, а не газета, с ее знаменитым брендом, представляет собой главный капитал акционерного общества.

Но это же обстоятельство делало газету вдвойне привлекательной для хищников. «Вестям» еще относительно повезло. Во-первых, значительную часть акций успела скупить сама редакция. Во-вторых, появился, откуда ни возьмись, некий «добрый волшебник», человек по имени Сергей Щелин, никому до тех пор в журналистском мире не известный. Не то чтобы олигарх, но почти.

Разные слухи ходили о том, как именно Щелин так быстро заработал свой капитал. Например, одна из версий была такая: он имел большие связи, с одной стороны, с лагерно-тюремным начальством, а с другой – во всяких спецслужбах. Первые устроили ему за смешные деньги огромное количество колючей проволоки, которой с крушением Советского Союза почему-то оказался колоссальный избыток. А вторые организовали ему практическую монополию на поставку того же замечательного продукта в страны Африки, которым, напротив, колючей проволоки требовалось бесконечное количество. Были у Щелина, возможно, и третьи связи, позволившие ему получить льготные кредиты на финансирование всей схемы. Ну и с таможней тоже кто-то якобы помог ему разобраться, чтобы проволока была отнесена к категории военно-стратегического экспорта, обложению пошлиной не подлежащей.

А уж маржа на этой самой проволоке образовалась такая, что легко было и первых, и вторых, и третьих щедро отблагодарить. Хватило и на то, чтобы надзирающие органы успокоить и потенциальных конкурентов придушить в зародыше.

Другие версии происхождения щелинских денег банально увязывались с торговлей ломом цветных металлов и жидкостью из устий нефтяных скважин. Но это принято почти всем богачам приписывать. Версия с колючей проволокой казалась более экзотической, а потому и более интересной, и журналистскому люду хотелось верить именно в нее.

Так или иначе, но вдруг появился сибиряк Щелин в Москве с немереными деньгами и без ясного представления о том, что именно с ними делать дальше. Хотел вроде бы театр купить, поскольку был, кажется, режиссером по образованию. Но раздумал. Обратил свой взор на средства массовой информации. Был он, оказывается, подписчиком «Вестей» в третьем поколении, для него это название в детстве было синонимом слова «газета». И почти синонимом слова «Москва».